ки под черепичными крышами были выкрашены во всевозможные цвета радуги. Кто знал этот городок, называл его Леденцом, это было фактически вторым названием уютного городка и основным промыслом его жителей. Леденцы Гравиола раскупались нарасхват приезжающими торговцами и гостями, а жители свято хранили секрет изготовления своего необыкновенно вкусного лакомства. Лишь один дом выделялся из общего многообразия, он был выложен из хмурого, серого камня, напоминая маленькую, неприступную крепость. Здесь много десятилетий проживала семья потомственных магов, в каждом потомке обязательно проявлялся дар, то сильный, то слабый. Сейчас в доме жил только младший брат Густав со своей немногочисленной семьёй – двумя дочерьми и красавицей, по местным меркам, женой. Старший брат Брайн, унаследовавший от отца почти всё имущество, был очень сильным и одарённым магом. Уехав учиться в столицу, он там и остался, а младший, не блистающий такими талантами, остался жить в отцовском доме и продолжил начатое давным-давно дело дедов – улучшал «Гравиоловский леденец», да помогал страждущим.
Всё изменилось прошлой дождливой осенью, когда вернулся из столицы его старший брат со своей беременной женой. Брайн на тот момент был уже очень болен, и что только они не делали, чтобы помочь ему, ничего не помогало, он угасал от непонятной болезни с каждым днём. Вначале зимы, не успел и первый снежок лечь на крыши домов, его не стало. Через полгода от горя, так и не приняв смерть мужа, ушла при родах и его молодая жена. Новорожденная девочка осталась совсем одна в этом негостеприимном мире.
Сумерки медленно спускались на притихший городок, раскрашивая весёлые домики в мрачные, серые тона. Густав с супругой только сытно поужинали, и мужчина расслабленно растянулся в кресле, мечтая, наконец, отдохнуть после сложного рабочего дня. Его супруга – высокая, статная женщина с объёмной грудью, которую она, для пущей убедительности, ещё и приподнимала корсетом, к отдыху расположена не была. В голове Актидия лелеяла план и собиралась воплотить его в жизнь.
– Вот скажи-ка мне, Густав, а что ты планируешь делать с этой девчонкой? – приступила она к запланированной атаке на расслабленного мужа.
– Ты про Миланду? – он вопросительно взглянул на жену, не забыв скосить глаза на аппетитно приподнимающуюся из корсета плоть. – То есть как это что? Я же обещал Брайну, а потом уже и Кассандре, упокой Всесветлый их души, чтобы они не переживали, выращу как свою родную дочь, – он вздохнул, не эти мысли бродили сейчас в его голове, – обижать её не буду и любить, конечно, постараюсь.
– Посмотрите на него, какой заботливый, – пошла в активное наступление женщина, качая головой – любить он её будет, – передразнила она его, – а своих родных что? Забросишь?
Густав, ещё не растерявший благожелательный настрой, решил просто отмахнуться от насевшей супруги.
– Ну что ты, как всегда, сочиняешь? – взмолился он. – Как я могу забыть про своих родных кровинок? Актидия, дорогая, успокойся, что ты всё выдумываешь-то?
– Ничего я не выдумываю. Ты всегда будешь нести за неё больше ответственности, и отдавать ей самое лучшее. Знаю я эту твою ненормальную ответственность перед всеми, кроме нас. А мы с девочками будем у тебя на втором месте, – вытерла она платочком сухие глаза. – А ты не думал о том, что если бы Брайн был бы жив, то у нас не было бы даже дома?
– Актидия, ну хватит уже! – начал закипать Густав, – Брайн никогда бы не выгнал нас из отцовского дома!
– Нас? Может быть, и нет, а наших детей? Его бы дети не выгнали?
– А, так вот ты куда клонишь? – Густав вскочил с кресла. – Тебе, что и сейчас всего мало? Нет его! Нет! И жены его нет! Осталась эта кроха! Совсем одна! Что она тебе сделала, что ты её уже ненавидишь и меня жрёшь поедом? – он вцепился руками в свои рыжие волосы, и заревел как раненый медведь. Актидия отпрянула от него, поняв, что довела мужика. У обычно очень добродушного и спокойного мужчины сейчас между пальцами пробегали искры.
«Побегай, побегай, – злорадно подумала она, наблюдая за мужем, – а я всё равно своего добьюсь. Не будет этого отродья в этом доме». И взмахнув многочисленными юбками, она унеслась в другую часть дома, подальше от разъярённого мужа.
Густав, не желая сейчас видеть и слышать свою супругу, схватил трубку, которую он так и не закурил, и быстрым шагом покинул дом. Выскочив, как ошпаренный, за дверь, он даже не заметил на крыльце стройную, одетую во всё чёрное, фигуру незнакомой ему женщины.
Незнакомка, оказавшаяся случайной свидетельницей разыгравшейся сцены, приподняла вуаль и постучала тонкой тростью в массивную дверь. Вскоре дверь открыла Актидия и, увидев женщину, быстренько нацепила на лицо маску с названием скорбь.
– Ой, здравствуйте, – поприветствовала она посетительницу скорбным голосом, – вы, наверное, опять хотели бы видеть Кассандру? Но у нас такое горе, – запричитала она, – Кассандра, бедняжка, померла давеча, – но видя, что на неё никак не реагируют и не отвечают, она замолчала, ожидая,
