этом спокойном месте, где возможно постучаться в дверь к своим грёзам и остаться у них в гостях до глубокой ночи. Бывало прибегала сюда детвора из деревни, веселилась, плескалась в чистой и невинной воде, а после, уставшие и довольные были укутаны мягкой травой и любовались голубым небом. Иногда разговаривали, иногда молчали.
Ранним утром, сквозь тихий лес, шёл исхудавший мужчина, волоча по земле грязный мешок. Вокруг него беззаботно прыгала маленькая девочка лет шести и что-то увлечённо рассказывала, часто срываясь на озорной смех. Но мужчина продолжал идти вперёд с хмурым лицом и изредка останавливался отдохнуть. В эти моменты, девочка садилась на траву, подпирала спиной бугристый ствол дерева и блестящими росинками невинного детского взора разглядывала отца. Но мужчина иссохшими глазами косился лишь на мешок испускающий гнилой смрад. Дорога сильно изматывала, отчего мешок становился тяжелым и неподъемным, словно огромный плуг.
Запах озера и душистой травы пришёл вместе с ленивым утренним ветром. Девочка снова запрыгала вокруг отца прихлопывая в ладоши, но осознав, что он до сих пор не обращает на неё внимания, задорно побежала к манящему озерному берегу.
Позже из леса вышел и отец. Блеск солнца, бусинками рассыпанный по водной глади, сотнями игл кольнул по серым глазам мужчины. Обессиленный дорогой, которую деревенские дети проходят не запыхавшись, он разжал тонкие пальцы и мешок утоп в невинной траве.
Маленькая девочка сидела на корточках у берега озера и резво протыкала воду пальцами, будто пыталась играть на клавишном инструменте. Круги лениво расползались по воде, нарушая покой мирно плывущих вдоль берегов зелёных кувшинок. Девочка хлопнула ладошкой о блестящую озерную гладь и брызги устремились вверх под шаловливый смех ребёнка. Она могла разглядеть каждую капельку, зависшую в воздухе, будто это место было неподвластно времени. Распластавшись на траве и тяжело скинув ступни в воду, девочка запрокинула голову назад и увидел сидевшего на земле отца. Его сухие и безжизненные глаза были наполнены глубокой грустью, а из груди прерывисто вырывался воздух. Дочь, подражая змее, подползла к мужчине и начала шипеть сквозь выпавшие детские зубки. Но тот никак не реагировал, продолжая смотреть вдаль и отрывисто выдавливать воздух из легких. И только сейчас ребёнок осознал, что отец плачет. Но плачет без слез. Глаза оставались сухими и были наполнены не солеными капельками, а горькой печалью.
Девочка обвила голову отца руками и прижалась щекой к его изнуренному лицу. Мужчина перестал плакать. Будто дикий зверь, услышавший неподалёку шаги охотника, он насторожился. Отец девочки встал с земли, дрожащими пальцами провёл по своему тощему лицу, ощутив холод тяжелой капли дождя, упавшей с неба. Мокрые пятнышки резво покрывали мешок, а утреннее солнце застелило одеяло темных туч.
Мужчина подтащил ношу к самому берегу озера, а внутри этой греховной холщовой упаковки, будто заиграли деревянными ложками, каждый по-своему, создавая не звучный сумбур. Пара камней упала на дребезжащее дно мешка, дабы убедить мужика, что содержимое не всплывет на беззаботную гладь озера.
Девочка не знала, что хочет сделать мужчина, продолжавший её игнорировать, и, притопнув ногой, громко позвала его. Громовой раскат разнесся по всей округе, вызвав в мужчине переживания о предстоящем пути домой по бушующей непогоде.
Костлявыми руками мешок был оторван от земли.
Испуганная дочь обвила ногу отца руками, заливаясь горькими слезами, а разбушевавшаяся погода вторила ее мольбам громовыми раскатами и колкой стеной дождя.
Мешок устремился в высь, разрезая поток дождевых капель, но быстро потерял высоту. Всплеск посреди озера смешался с разбушевавшейся непогодой и никем не был услышан.
Вода начала затягивать девочку в свою пучину. Пока мешок тянулся ко дну, она пыталась ухватиться за ноги отца, но руки проходили сквозь него. Озеро затянуло девочку по пояс, но та упорно звала своего папу и не могла удержаться даже за нещадно трясущуюся на ветру травинку.
Прячась от дождя, мужчина натянул свою грязную рубаху на голову и его согнувшийся костлявый силуэт пропал среди безразличных стволов деревьев.
Мешок мягко приземлился на дно, а преданная дочь погрузилась за ним в темное озеро.
II
Аксёнов проснулся в скромно обставленной комнате. Серые доски тоскливо смотрели на стоящую в углу кровать и ветхий столик, который неуклюже косился ножками в сторону окна. На краю столика, на белом блюдце, горела свеча. Будто вянущий стебель, она лениво гнулась вниз, тускло освещая комнату и с минуты на минуту готова была упасть на пол, утащив за собой свою опору.
Миша был в своей одежде, но бережно накрыт плотным одеялом, пахнувшим отталкивающей сыростью.
Сновидение растворилось в памяти быстро, оставив лишь отголоски чьих-то голосов, то и дело переливающихся в басистый смех. Сонливый Аксёнов навострил уши, пытаясь
