деревянную часовню. Иванушка заметил, что один из монахов носил на шее большую тяжелую цепь и, казалось, двигался с трудом.
– Зачем он надел на себя цепь? – прошептал он. Отец посмотрел на него так, словно он ляпнул какую-то глупость.
– Для умерщвления плоти, – сухо ответствовал он и благоговейно добавил: – Это богоугодное деяние.
Иванушка не сказал ни слова. Щекой он ощутил слабое дуновение холодного ветра.
Тут дверь избы напротив медленно отворилась, и давешний монах вышел, придерживая дверь для кого-то, идущего следом. Иванушка услышал, как отец его прошептал: «Вот он». Он затаил дыхание, увидев над порогом полу рясы. Настал долгожданный миг, наконец появится благочестивый провидец и предречет ему славную судьбу.
И тут из избы вышел маленький, щупленький человечек.
Волосы у него были седые и, хотя и причесанные, не очень чистые; да и черная ряса его, перехваченная полуистлевшим кожаным ремнем, явно нуждалась в стирке. Борода у него была всклокоченная и неопрятная. Он зашаркал к ним, а монах не отставал от него ни на шаг, словно для того, чтобы подхватить его, если тот оступится.
Лицо у отца Луки было морщинистое, мертвенно-бледное, с густыми, нависшими бровями, которые казались еще более насупленными оттого, что он так сильно сгорбился. Медленно приближаясь к паломникам, он приоткрыл рот, словно готовясь встретить высоких гостей приветливой улыбкой. Иванушка заметил, что зубы у него желтые, стариковские и многих не хватает. Очи его не сияли, подобно солнцу, как воображал прежде мальчик, отнюдь нет. Глаза у старца слезились и, кажется, слегка косили. Старец был занят тем, что, почти не поднимая глаз, глядел на свои ноги в кожаных, весьма рваных башмаках, сквозь дыры в которых виднелись его грязные ступни. Но то, как выглядел муж святой жизни, было еще полбеды.
Запах.
Те, кто долго живут в подземных кельях, не только бледнеют, уподобляясь трупам, но и пропитываются ужасным смрадом; именно волна этого смрада, окутывающего отца Луку, и оттолкнула мальчика окончательно. Запах был невыносим, и Иванушке невольно пришли на ум сырость, тлен, мертвая плоть и гниющая опавшая листва. Монах остановился рядом с ним.
Он услышал, как отец промолвил:
– Это Иванушка, – и склонил голову.
Вот, значит, каков отец Лука. Иванушка не мог в это поверить. Ему хотелось убежать. Как отец мог обмануть его столь жестоко? «Только бы, – взмолился он, – монах до меня не дотронулся».
Когда он наконец заставил себя поднять глаза, то увидел, что его отец и старый монах о чем-то тихо беседуют. Старец время от времени взглядывал на Иванушку, и глаза его оказались голубыми, взор их – куда более проницательным и пытливым, чем мальчику представилось поначалу. Отец Лука иногда устремлял взгляд на Иванушку, а потом снова опускал глаза долу.
Взрослые будничным тоном обсуждали дела самые обыкновенные, житейские: торговлю и
