нас здесь все проще, – продолжил он.
Однако у боярина Милея были деньги, чтобы покупать рабов и нанимать работников.
– Он намерен привести сюда еще людей и расширить и благоустроить вотчину, – сказал тиун, – а часть земли будет сам обрабатывать. Так что, хоть пока вотчина и маленькая, не успеете глазом моргнуть, как здесь все переменится.
Янку беспокоило одно:
– Мы-то христиане, – сказала она ему. – А здешний люд кто – нехристи, поганые?
Она уже успела заметить несколько странных, горбатых могильных холмиков за частоколом, которые показались ей нехристианскими.
– Славяне с юга – те христиане, – ответил он, – а вот мордвины… – он засмеялся, – это мордвины. Вятичи – славяне, но язычники. У частокола – их погост.
– А церковь здесь когда-нибудь построят?
– Боярин вроде хочет.
– Когда? Скоро?
– Может быть.
После этого она вернулась в избу, а ее отец с тиуном пошли посмотреть надел, который будет сдавать ему в кортому боярин.
Земля, которая ему отводилась, представляла собой обыкновенный крестьянский надел площадью в полдесятины. Но была она скудная, поросшая лесом, располагалась к западу от деревни, и ее еще предстояло расчистить. Однако плату за нее назначили скромную, а в первый год и вовсе избавили от необходимости вносить аренду. Тиун даст ему задаток, небольшую сумму денег, за которую переселенец подрядился выполнить для боярина кое-какие работы. Так началась его жизнь на новой родине.
А Янка в это время открывала для себя север. Лето, солнечное и погожее, в этом году не спешило уходить, «бабье лето», как называют начало осени русские, радовало теплом и ясными днями.
Она бродила по окрестностям, иногда одна, иногда с женой тиуна. Это была маленькая, довольно неприветливая женщина, однако она хотела убедиться, что в хозяйстве от новой девицы будет прок, и потому показывала Янке все, ничего не упуская.
Леса были куда изобильнее, чем Янка полагала поначалу. Ее спутница поведала ей, где растут целебные травы: зверобой, чистец, подорожник – и где найти папоротники для лекарственных отваров. Они прошли насквозь маленький сосновый лесок к югу от деревни, над рекой, и набрели на поросшую мхом поляну, сплошь усыпанную кустиками черники и бусинками клюквы. Время от времени ее проводница указывала на то или иное дерево и говорила:
– А вот беличье гнездо, посмотри. – А еще девочка, следуя наставлениям своей спутницы, замечала на стволе следы коготков, оставленных белкой, когда та взбиралась в свое глубокое дупло, торопясь спрятать там орехи на зиму.
– У нас есть деревянные подошвы с зубьями… Наденешь на ноги, – пояснила женщина, – и можешь влезть на любое дерево за беличьими орехами или за пчелиным медом. Ну, вроде как мишка-медведь, – сухо засмеялась она.
Одно местечко, которое Янка особенно полюбила, находилось примерно в
