рублей.
Тот, кому первую ночь коня держать, дал ему меру пшеницы, зерна насыпал.
Поп сидит в углу, ждёт. Вот лошадь хвост оттянула – поп полу подставил, повалилось. Потом и шляпу подставил. Побежал в избу – прямо на стол:
– Иди, попадья, ищи.
Как они ни рылись, ничего не нашли, кроме зёрен.
Все три попа спробовали и решили убить Назарку.
А Назарка женился за это время и знал, что его бить придут попы. Надул пузырь, налил крови и привязал его бабе под левую руку. Плётку достал, что на стене висела.
– Я буду заставлять самовар ставть, ты не ходи, в тебя ножиком шаркну, ты свались.
Попы идут:
– Садитесь, садитесь, дорогие гости, ну-ка, давай, ставь самовар.
– Неохота, ну тебя!
– Ой, такая сякая, я тебя!
Ножиком её в пузырь, она – на пол.
Упала, кровь потекла. Попы глаза вытаращили: заколол бабу.
– Ничего, ничего, сейчас шёлковая будет.
Схватил плётку и давай стегать бабу, а она как закричит:
– Сейчас поставлю, сейчас самовар поставлю!
Попы глядят: что такое, баба как шёлковая бегает!
И попам захотелось выучить своих матушек.
– Продай плётку!
– Нет.
– Продай, по пятьсот рублей дадим.
Назарка согласился. Вот один приходит домой в непоказанное время. Кондратьевский ножик, хороший такой, лежит.
Он рычит:
– Напеки-ка блинов.
– Да что ты, уж девять часов!
– А, ещё не слушаешься. Ты у меня не станешь?
Как саданул ножом, а потом плёткой стегать, но так она и не встала.
Тут и заревел:
– Ой, бабу зарезал.
Выучил! Ему обидно стало, он другим и сказал. И все три попа зарезали своих матушек.
А Назарка не мог больше придумать ничего. Взял дубинку и всех трёх попов убил. Одного попа в угол посадил, а другого в подпол.
Кричит соседу:
– Филька, зайди ко мне вечером.
Зазвал Фильку.
– Давай, Филя, я угощу. Попа я убил, стащи его в Вологду, в реку.
Схватил тот, брякнул его туда в прорубь.
Пока он ходил, Назарка вытащил другого, в угол посадил.
Филька является:
– Ну, как, стащил? На, выпей.
Тот выпил много.
– Парень, ты его утащил, а он вот стоит!
– Да как он, дьявол!
Царапнул этого и стащил.
Прибегает бегом, чтобы успеть быстрее. Дверь отворяет, а он сидит в углу.
– Слушай, да ты камень привяжи.
Филька царапнул этого, камень привязал, да жердью под лёд и пихал всю ночь.
Смотрит утром – священник идёт заутреню служить.
– Ах, ты опять здесь?
Он и живого попа цап и потащил.
Тот верещит, насилу народ отнял.
Всё-таки этого
