Совет не одобрял эти встречи и считал саму организацию опасной, но не мог противостоять – её влияние распространялось быстрее, чем пожар по сухому лесу, а попытки выйти на организаторов заводили в тупик. Вот, кажется, схвачен тот самый человек, но нет – выяснялось, что он всего лишь пешка в чьих-то умелых руках. Руки эти простирались далеко за пределы Золотого Города. Они виднелись повсюду. И вот теперь могущественный противник бросает вызов самому Совету! Всем устоям и правилам жизни Золотого Города.
– Мы считаем, – продолжал проситель Ламбе, охватывая взглядом двенадцать мужчин и женщин, образующих Совет, – что власть должна учитывать мнение нашего движения. По последним данным в него входит около миллиона человек, а это сравнимо с населением Золотого Города. Почему люди, которые имеют образование, которые сейчас, в эту минуту, формируют будущее Города и всего человечества не могут влиять на решения Совета? Не кажется ли вам, что старые механизмы, когда люди уже отжившие свой век, находятся у руля машины, двигателем которой являемся мы, молодое поколение? Мы не можем больше терпеть навязанные нам правила жизни, мы хотим сами выстраивать свою судьбу, своё будущее, а не слепо выполнять ваши прихоти.
Члены Совета молчали – так того требовал протокол. Сейчас время просителя, и они не имеют никакого права высказываться. Ламбе знал правила и пользовался ими, как мог. Только постоянно чиркающее автоматизированное перо и шелест его шестеренок нарушало молчание.
– Что мы требуем, – продолжал он. – Мы требуем места для представителей народа в Совете. Я закончил.
Члены Совета переглянулись. Такой наглости не ожидал никто.
– Мы выслушали вас, гражданин Ламбе. Ваше слово услышано. Вы сказали, что требуете места представителям народа в Совете, но ведь Совет – пережиток прошлого, как вы говорите. По-вашему, мы не являемся частью народа и пришли откуда-то со стороны, извне? – председатель Канте говорил медленно и поучительно, словно профессор на лекции, его голос не дрожал, хотя внутри всё колотилось от злости. – Один миллион человек – это много, да. Но всего лишь около одного процента населения. И, тем не менее, вы считаете, что именно этот процент имеет право решать судьбу остальных девяносто девяти. О каком народе вы говорите?
– Но почему мы не имеем права? Почему я…
Колокол грянул всей своей мощью, заглушив слова просителя – мощный гул разнесся по высокому пространству древнего зала. Казалось, даже серебристые горгульи, взирающие с парапета, недовольно поморщились. Сейчас проситель не имел никакого права говорить. За подобное нарушение его могли изгнать из Дома Совета, но Председатель поднял руку, призывая к спокойствию.
– …вы затыкаете мне рот! – кричал Ламбе сквозь гул. – Не смейте затыкать голос народа!
Председатель Канте устало снял очки и положил их в нишу, рядом с механизированной папкой и встроенными часами. У просителя оставалось в запасе еще десять минут.
– Молодой человек, я объясню ситуацию, – снова невозмутимо продолжил Канте. Он говорил
