удержать собак дома. Можно было не видеть мутняшку и кровь на проволоке, и так понятно: мусорку опрокинуло. Собаки как бешеные, скулят, скребут лапами двери. Краску соскребают, коврики дерут, чтобы добраться до запаха, такого слабого, что только собака и учует.
На улицу они совсем не так просятся. Унюхивают, как эти резинки и бабьи затычки мотаются на жаре, и прям слюной исходят.
И не дай бог дверь открыть. Почти все сразу садятся на телефон, звонят, ругаются, просят кого-нибудь собрать.
Кэмми Эллиот: У нас места такие ровные, что видно все отовсюду. Нормальные люди стыдятся ходить возле секс-торнадо. Никто не хочет показывать остальным, как он собирает всякий срам, будто спелые помидоры.
Или все пойдут собирать свое – или никто.
Так что всегда все спорят. Все такие приличные, что никак не соберут грязь.
Мэри Кейн Харви (J учительница): Если бы я не работала в школе, о, я бы столько вам порассказала! Бастер Кейси – исключительный молодой человек.
Шериф Бэкон Карлайл: Не забывайте, некоторые, и ФБР в том числе, считают, что бабушка Эстер была жертвой Рэнта номер один.
Мэри Кейн Харви: Бастер никогда не получал по литературе и письму выше «удовлетворительно», но казалось, он может построить целый мир из каких-нибудь палочек, камушков и горстки выученных слов. Это как трэмп-арт, поделки заключенных или моряков, которые трудятся над ними месяцами. Как настоящая модель Ватикана из спичек или Акрополь, склеенный из кусочков рафинада. Такие предметы искусства создаются из простых материалов почти без инструментов, но требуют огромных затрат внимания и времени. Памятники терпению.
Боуди Карлайл: Расскажу, чтобы вы поняли, как за Рэнтом в последнем классе все бегали.
Однажды вечером наши собаки завыли и давай скрести дверь. Как раз дул ветер, и не надо было солнца, чтобы понять: опять секс-торнадо.
Пришел Рэнт, стучит нам в кухонную дверь. Мама по телефону с кем-то ругается, а Рэнт машет мне: мол, выходи. Через плечо у него пустая холщовая торба.
Увидев торбу, мама мотает головой: нет, мол. Но я пинками отгоняю собак от двери и выхожу в темень за Рэнтом. Ветер треплет нам волосы, сдувает вбок воротники рубашек.
На изгороди болтается что-то белое, дикое, живое, как кролик в силках. И презервативы, как серые слюнявые языки. Рэнт снимает один, подносит почти к губам и нюхает. Говорит:
– Преподобный Кертис Дин Филдс. – Улыбается. – Я б эту вонь везде узнал!
Бросает презик в торбу. Потом берет прокладку с малюсенькой красной точкой. Красное пятно на белой подушке, при свете луны совсем черное. Рэнт нюхает пятно и хмурится.
Потом закрывает глаза и снова нюхает. Говорит:
– Да, Лу-Энн Перри, точно, только она опять взялась пить эти фторидные таблетки…
Протягивает мне: мол, понюхай, но я мотаю головой. Не дождавшись помощи от «порядочных», Рэнт собрал весь мусор и угадал
