аведный человек. Камни преобразились, а я нет!
Вот и тащусь еле-еле туда, куда прежде бежал в вприпрыжку. Словно бы это не наставнику, а мне без трёх недель девяноста!
Праведный наставник проповедовал о любви к ближним, о прощении. Пастырь добрый со слезами на глазах ради меня цитировал Божественную мудрость: «Мне отмщение, и аз воздам».
Он говорил, а я не послушал. Казнил то ли злую ведьму, то ли безумную учёную. Да, она немало натворила в молодости, но ныне скорее раздражала, чем представляла реальную опасность. Зачем я только её убил? Зачем навлёк на себя предсмертное проклятие?!
Как же медленно тянется время, словно в бреду продираюсь через воздух, как через густой кисель. Господи, когда же это закончится?!
Наконец, мы входим в башню через скрипучую дверь. Наставник не просил, а я всю собирался, но так и не собрался её починить. Мы вошли и тогда старый учитель с решительным видом отбросив посох. После чего по-юношески резко повернулся ко мне и сказал:
– Сильно наложенное на тебя проклятье, где смешивается чёрная магия и наука, используемая в зло. Зря жестокосердием ты разгневал безумную, что и так уже одной ногой стояла в могиле. Однако я бы избавил тебя от него с Божьей помощью, если бы проклятье не наложилось на уже существующую предрасположенность.
– Наставник, но вы же знаете. Морана меня предала, ушла к другому буквально из-под венца. Елена же сразу отшила… простите за грубое слово.
– Знаю. Поэтому извиняю твоё отвращение к человеческим женщинам, но лишь до некоторой степени. Не все дщери Евы плохи… – тут учитель замолк, мысленно… нет, в сердце своём молясь, и я знал о ком.
– Бог надоумил меня… скорее собирайся в дальний поход! – Странно, но Гостомысл не преисполнился радости, как обычно после сокровенного общения с Господом.
– Наставник, на какой срок готовить припасы?
– Ты вряд ли вернёшься, – произнёс Гостомысл и плечи его поникли. Впервые я заметил, что учитель не просто седобородый старец, а дряхлый старик.
– Неужели вы меня изгоняете? – вскричал я в страхе. Не зная, куда же мне деться от противоестественной страсти? Велика Земля, но для меня на ней места отныне нет. Однако учитель собрался с силами и успокоил меня следующими словами. На рассвете по воле Божьей свершится чудо. Я попаду в мир, где удовлетворение моей противоестественной на Земле страсти не будет смертным, столь страшным грехом. По крайней может им не быть. Хотя, конечно, лучше мне вести отшельническую жизнь, моля Бога о прощении. Однако мудрый Гостомысл знает, что я слишком слаб духом. Вот и не требует от меня невозможного. Наставник строг только к самому себе.
Вот и сейчас наставник творит безмолвную молитву, а не пилит меня на прощание. Хотя есть за что пилить.
Жаль только, что учитель больше ничего не поведал мне о том мире. Возможно, он и сам не знает. Да и не о том он Бога просил, что я могу сделать и сам. Я молод, здоров, если не нравственно, то физически. Смогу разузнать на новом для себя место, что да, как. И всё же я естественно волнуюсь перед отправкой в новый для себя мир. Спокойно провести ночь в моей, пока ещё моей, ученической каморке мне помогает лишь сонный настой заповедных трав.
На рассвете мы молимся перед Солнцем, как перед нерукотворной иконой Солнца за Солнцем – Солнца Правды. Становится легче на душе. Верю, что когда-нибудь буду прощён, если не по заслугам, то по милосердию Божьему. Буду прощён, если, падая буду снова вставать Христа ради!
Стоило мне только подумать о Христе и его исключительной доброте, как от Солнца протянулся золотистый луч столь чудесного, удивительного света не от мира сего, что я невольно потянулся к нему и вот я здесь… Здесь это где?
Вокруг меня вроде бы обычный лес, если не считать рядов редко стоящих исполинов с золотистой корой и серебристыми с изнанки листьями. Только вот здешний ветер свежее даже земных ветров, что давно очистились от мерзкой вони выхлопных газов. Да и трава, какого-то невероятного зелёного, удивительно прилагательного оттенка. Так и хочется засунуть в рот травнику, словно бы я конь или какой-нибудь иной травоядный. Вслед за этой мыслью сразу пришли, закружились безумным хороводом пагубные мысли о кобылицах, и я застонал от разочарования. Погибельная страсть и в новом для меня мире со мной. Боже, где мне обрести спасение?
Словно бы желая отвлечь меня от накатывающего волнами отчаяния Господь дал мне услышать девичий зов о помощи вперемешку с заливистым ржанием. Соображаю: «Наверняка, юная наездница попала в беду!» – мчусь на помощь, продираясь через кусты и перепрыгивая плесневелые стволы, которые попадаются на пути всё чаще. Лес темнеет, превращаясь в настоящую чащобу. Гиблое место…
Неожиданно передо мной открывается плешь, где даже трава не растёт. Только сами собой омерзительно шевелятся какие-то серо-зелёные кусты, смахивающие
