target="_blank" rel="nofollow" href="#i_005.jpg"/>У могилы француза бессмертного сел наш Коля на лавочку. И затих.
Мимо плыли облачные громады неба столичного, обгоняли друг друга звери небесные: вдоль старинных стен, саркофагов и усыпальниц, над течением речки Синички, мимо Васнецова и Пришвина до Абдулова… Создавая немолчный гам, за высокими стенами мчались, гудели истошно, встав на светофоре, автомобили. Прыг-прыг, прыг-скок, проскакал мимо Коли воробушек, пролетел, кувыркаясь, осенний листик. Был он мертв, опалово-ал, а однако же торопился… Коля – сидел. Время шло. Но шло оно мимо.
Будь здоров!
Все бежишь, бежишь, продираешься, пробираешься, то скрываешься, то ругаешься, то один теребит тебя, то другой. Всем ты нужен, кажется, а оглянешься… одиноко так на земле.
Показалось сегодня, что чихнула она. Может, там сквозняк у ней в комнатке? Дверь же – то туда, то сюда. Людям разве ходить запретишь?
«Будьте здоровы, – говорю, – женщина!» А она: «Я вам не женщина. Вы к кому?»
Это я-то к кому?! «К себе», – говорю. Тьфу ты господи, что за кобра.
– Будь здоров! – услыхав, как чихнул в своей комнате Валентин Семенович, прокричал из своей Михаил Сергеевич. Прокричал и прислушался. Нет ответа.
– Будь здоров! – набрав голосу, еще раз прокричал Михаил Сергеевич. И опять прислушался. Нет…
– Будь здоров! – с подступающим раздражением прокричал еще раз Михаил Сергеевич и прокричал снова, три раза, так что даже мы бы услышали, несмотря на расстоянье во времени: – Будь здоров! Будь здоров!! Бу-у-будь здо-ров!!! – С чем, охрипнув, взял передышку. В этот миг Валентин Семенович чихнул вновь.
– Скотина такая… – прохрипел Михаил Сергеевич и, уже с трудом набрав воздуху, просипел: – Будь здоров…
Поскольку вышло едва-едва, размахнулся и крепко ударил тапочком в стенку. И отбил себе палец.
Михаил Сергеевич взвыл. Он взвыл тихо, насколько хватало теперь возможностей связок. Взвыл, запрыгал по комнате, проклиная. Все мы прыгаем так, когда отобьем себе палец. Это больно, но обида моральная – нерасслышанность – всегда стоит выше физической боли. И слезы смешались и проступили.
Михаил Сергеевич плакал и прыгал. Плакал-скакал. И мы знаем об этом, понимаем его, но Валентин Семенович об этом не знал, хоть и был к Михаилу Сергеевичу много ближе. И поэтому он чихнул еще раз. В этот раз Михаил Сергеевич промолчал, проскакав еще несколько в ожидании, чтобы боль отступила. Боль притихла. Она улеглась. Это даже лучше, что все проходит. Но только в ступне. В душе же лишь воссияла. Загорелась, зажглась с новой силой, и… Михаил Сергеевич бросился, бросился и еще раз бросился на перегородку, безмолвную, безответную, с кулаками. Стена отбивала удары, отнимала силы; отчаянье возвращало силы и придавало надрыв.
– Будь здоров! Будь здоров! Будь здоров! – Вбивались в окаянный бетон кулаки, сверху сыпалась
