сама, – говорил он, стараясь вразумить ее и помочь ей, – кто поверит, что бригадир не видел Чунку, а просто выдумал это? Что он, сумасшедший? Пойми ты, глупая, что твой двоюродный брат никуда не денется. Рано или поздно ему придется сдаваться или его убьют. И чем раньше он сдастся, тем лучше для всех. Если он сдастся сейчас, его скорее всего отправят на фронт, и там он…
Переводчик переводчика внимательно слушал его, стараясь уловить в его словах вредное направление. Он не хотел ему зла, но логика его труда заключалась в том, чтобы он находил в работе переводчика искривление работы следствия, иначе становилась слишком явной ненужность его работы. Так устроен человек. Однажды примирившись с противоестественностью своего труда, он поневоле начинает искать оправдание ему, создавая для себя столь необходимую для человека иллюзию его нужности.
– …Его скорее всего отправят на фронт, и там он, – продолжал переводчик, – кровью смоет свой позор… Ведь он клятву давал Родине быть честным солдатом. Он нарушил клятву, он клятвопреступник.
– Да? Клятву?! – неожиданно вспылила Софичка. – Знаю я, что солдат дает клятву, не такая я глупая. Но разве государство тоже не дает клятву, когда берет солдата, исправно кормить его? А Шамиль что рассказывал? Их по три-четыре дня не кормили на перевале. Солдаты между боями чернику и ежевику собирали, как дети. Это же смех! Если ты нанимаешь работника, он должен честно работать, но и ты его должен честно кормить… А если ты его перестал кормить, он бросает мотыгу и уходит! Так-то!
– Перестань болтать глупости! – вспылил в ответ переводчик. – Ты, видно, не знаешь, где находишься! Кормили – не кормили! Это не твоего ума дело! Мы тут с тобой третий день мучаемся, а ты уперлась, как ослица! Это плохо кончится – предупреждаю тебя. Твой следователь и так проявил к тебе много терпения!
– Вот и целуйся с ним, – отвечала Софичка, – бедный Чунка с начала войны не пишет! Дай бог, чтоб он был жив! Но я не знаю, где он!
– Что она говорит? – наконец спросил следователь, терпеливо ждавший, что переводчику, может быть, удалось что-нибудь выудить у нее.
– Все те же глупости, – ответил переводчик, несколько омрачаясь, – Шамиль, мол, бежал с перевала, потому что плохо кормили, а Чунку с тех пор, как его взяли в армию, она в глаза не видела.
Тайный переводчик переводчика, вслушиваясь в его перевод, отметил: не сказал о том, что она сказала, мол, солдаты питались ежевикой. Одно дело – солдат плохо кормили. Другое дело – солдаты, как дети, собирали ежевику и чернику. Конечно, мелочь, но все же налицо с ее стороны издевательство над армией, а он это не отметил в своем переводе.
– Вот что, – вдруг окаменев лицом, сказал красавец следователь, – кончилось мое терпение. Скажи ей, пусть разуется.
Софичка поняла его слова и растерялась.
– Он что, сказал, чтобы я разулась? – спросила она по-абхазски.
– Да, – кивнул переводчик, мрачнея. Он сам
