скрипело о кожу, открывая лица.
Я знала, что Ани не ошиблась.
– А щёчки всё такие же…
Я поцеловала брата. Прильнула лбом к губам матери. Не глядя вернула накидки на прежние места и зашагала к выходу.
Ани завидев меня так быстро откровенно удивилась, но ничего не сказала.
– Слёзы на сегодня кончились, – брякнула я, и мы двинулись к выходу.
Только бы Маша не сообразила… А Масик не напомнил.
– Знаешь, – спокойно заговорила я, – она ведь по-прежнему улыбается.
– Были сомнения? Она всю жизнь будет тебе улыбаться, Вера. Посмотри на это, – Ани провела рукой по вновь явившимся взгляду рисункам. – Разве не грустно. У тебя жизнь не ограничивается квадратами и треугольниками.
– Да, я бы наверняка добавила им зубастую улыбку.
Единственное настоящее, что виделось мне на этих «семейных» изображениях, – солнце. Оно разнилось от рисунка к рисунку, дети в нём неосознанно изображали себя, мечтая стать этими маленькими треугольниками и квадратами, что стоят за ручку с мамами и папами.
Анни подвезла меня к дому.
– Остаться с тобой?
– Нет, нормально.
– Я завтра позвоню. Если начнёшь игнорить, Маша выбьет твою хлипкую дверку в два счёта. Тебе сейчас не нужны лишний траты, будь благоразумна.
– Да, всё будет нормально.
Мы поцеловались на прощание, и я зашагала к дому. На кнопку лифта жала уже содрогаясь от накатывающей истерики.
– Чёртова рухлядь!
Необдуманный пинок подъездной стены отозвался болью и специфическим хрустом.
– Быстрее…
Я переминалась с ноги на ногу, и, прихрамывая протиснулась в едва начавшие разъезжаться створки.
Хоть бы они оставили этот чёртов пакет!
Подойдя к двери я трясущимися в предвкушении руками начала пихать ключ, но с ужасом обнаружила, что она открыта.
Масик сидел на моём стуле, покачиваясь из стороны в сторону, и держал на коленях мешок… с так нужными мне таблетками. Я старалась не придавать этому значения, но взгляд намертво впился в заветный сверток. Леха это заметил.
По квартире разносился запах свежеприготовленной еды.
– Маша?
– Она устала. Завтра придёт. – Он поднялся. – Садись.
Мне под нос сунули огромную тарелку жареной печени с картошкой.
– Как-то не хочется.
– Ешь. Пока ты не съешь хотя бы половину, я буду стоять здесь столбом.
Нехотя я уцепила вилку, и начала запихивать это безвкусное месиво в себя.
– Не спеши, плохо будет…
– Номана…
Слупила я всю тарелку за пять минут. Нужно быть хорошей девочкой…
– Оставь, – указала я на пакет. – Я поела. Хорошо поела.
Масик склонил голову, и выудил из пакета заветную упаковку
