тот сделает пометку в журнале, и на следующий день меня переведут прапорщиком в Молодую гвардию.
Как я ни таращил глаза, мне все же не удалось разглядеть императора первым. И даже после того, как мои товарищи стали указывать на то место, где находился Он, я не мог разобрать ничего, кроме горстки мелких всадников на краю луга.
Поднимая тучу желтой пыли, группа кавалеристов наискось скакала через поле к берегу Немана и приближалась к нашей колонне, очевидно, не собираясь останавливаться. Они оказались в сотне шагов от меня, и здесь я смог довольно хорошо их рассмотреть. Впереди скакали два польских офицера в уланских касках и плащах вразлет, за ними – несколько адъютантов и генералов в раззолоченных мундирах и наконец – взвод гвардейских егерей в медвежьих шапках, похожих на малиново-зеленых попугайчиков. Понятно, что столь блестящая свита не могла сопровождать каких-то двух поляков и один из них должен был быть императором, но который? Положительно, ни один, ни другой не напоминал известные изображения императора в его легендарной треуголке, серой шинели или белогрудом гвардейском мундире с высоким вырезом на животе, не говоря уже о юном красавце с развевающимися кудрями на Аркольском мосту. По совести сказать, оба они были одинаково непохожи, но один был толще и хуже держался в седле. По моему же разумению, император всегда летел перед своими войсками бешеным галопом и, следовательно, это был второй улан.
Вдруг кавалькада смешалась. Из-под кочек под ногами передних коней метнулась какая-то тень, лошадь толстяка на полном скаку стала как вкопанная, а всадник перекувырнулся через её шею. Задние кавалеристы налетели на передних, кони заметались, стали лягаться и вставать на дыбы, а виновник всего этого скандала, серый заяц, зигзагами бросился удирать по полю. Толстый улан, едва не растоптанный собственным конвоем, мгновенно вскочил на ноги и, прихрамывая, побежал ловить лошадь. По нашим рядам пронеслось: «Император упал. Дорогу императору перебежал заяц. Беда».
Дело в том, что у нас считается самой зловещей приметой, если дорогу вам перебежал заяц, и уж тем более – если вы при этом упали. После падения императора ни у одного из моих суеверных товарищей не оставалось сомнения, что реку переходить не стоит.
– У нас это тоже дурная примета, – сказала Маргарита.
Иона весьма обрадовало это приятное совпадение. Он стал рассказывать, что в их краях есть древняя песня, повествующая о молодом витязе, который отправляется на битву с мусульманами. Держась за стремя, юного героя провожает на подвиг его невеста. Вдруг дорогу перебегает заяц. Рыцарь готов вернуться в свой замок, но невеста упрекает его в трусости. Они прощаются, обливаясь слезами. Проходит месяц, и вот красавица видит с башни, что к воротам замка подъезжает турецкий богатырь, в руке у него копье, а на копье голова её суженого. Невеста прыгает с башни и разбивается.
Ион взялся исполнить эту душераздирающую балладу и затянул бесконечный однообразный мотив, напоминающий пение
