дышит, словно ей тесно в просторном, пахнущим пылью помещении.
– Вам понятен приговор? – каркает Боброва, бегая глазками по залу. Понятен, конечно. Молодец, Валюша, исполнила как надо.
– Тамила Аркадьевна? – голос судьи эхом пробегается по высоким сводам.
– Д-да. Понятен. – Стряхивает с себя оцепенение Тамила. Медленно застегивает пуговицы пиджака, небрежно оборачивает шифоновый шарф вокруг шеи, заправляет волнистую иссиня-черную прядь за ухо и встает с места. Пошатывается, как пьяная, несколько секунд приходит в себя и выбегает из зала без оглядки.
– Не зайдешь к Бобровой? – губы Яра растягиваются в приторной ухмылке.
– Она получила благодарность. Меня кое-что беспокоит, но… Надо поговорить, Яр.
– Хорошо, поехали. – Он закатывает глаза. – В офис?
– Да.
Пухлые, серо-черные тучи плачут холодным дождем. Яр услужливо раскрывает надо мной зонт и, поморщившись, ступает на мокрый асфальт. Автомобиль темнеет на парковке, как глянцевая черно-серая гора. Большой и представительный – другого и не может быть у Вацлава Черниговского. Яр отдает мне зонт и огибает машину. Садится на переднее пассажирское кресло и блаженно откидывается на спинку кожаного кресла.
Стоит мне протянуть руку к двери, в нее впивается маленькая и сильная ладонь Нестеровой.
– Вы…
Интересно, откуда она появилась? Выскочила, как черт из табакерки: промокшая, бледная. Жалкая.
– Если думаете, что вам все сойдет с рук, вы ошибаетесь. – Шипит Нестерова, тыча в мое плечо тонким наманикюренным пальчиком. – Я подам на апелляцию. Вы… вы жалкий, подлый… Какое суд имел право лишать нас единственного имущества? – ее губы дрожат.
– Очевидно, из-за огромной суммы долга? Я не вор в отличие от вашего мужа. Где Олег, Тамила?
– … Аркадьевна. – Фыркает она, отирая лоб. Ее черные волосы завиваются от воды, а глаза недобро сверкают. Агаты, хотя нет… Сапфиры. Глаза синие, как грешная ночь.
– Послушайте, Тамила Аркадьевна, может, станете под зонт? Вы совсем промокли. – Хмурюсь и выставляю вперед руку.
– Не стоит, я… закончила. – Отшатывается она.
– Где ваш муж? Уж не думаете ли, что я поверю в ваши пылкие обвинения и… этот вид – жалкий и страдальческий? Умело созданный гримером, угадал?
– Да пошел ты! – Тамила взмахивает ладонью и демонстративно разворачивается. Шлепает по лужам, не разбирая дороги. Фурия.
– Ты идешь, Вацлав? – Ярик высовывается из приоткрытого окна. – Басов оборвал телефон.
– Басов? – стряхнув зонт, я складываю его и сажусь за руль. Что за черт? Я многому обязан старику, и если он звонит, случилось что-то по-настоящему серьезное. – А почему он звонил тебе?
– Он звонил тебе, Вац. Ты забыл, как впихнул сумку с документами и телефоном мне в руки. Поехали в офис, работа не ждет. И… что хотела от тебя эта чокнутая?
