тобы рука у нее начала дрожать.
Наверное, она имела право нервничать, потому что до этой ночи отнимала жизнь только у животных – у кроликов и птиц, на которых охотилась во время своих скитаний по Англии, чтобы не голодать. Ей даже случалось изредка браконьерски подстрелить оленя ради пропитания. Но сегодня все было по-другому.
Сегодня она собирается убить человека.
Прячась в сгустившихся ночных тенях, положивших черные мазки на стены кабинета, она ждала, зная, что рано или поздно он сюда придет. Она наблюдала за ним всю прошлую неделю и изучила его привычки – знала, что поздно вечером он неизменно приходит на несколько минут в эту комнату, перед тем как подняться в спальню.
Благодаря горничной, которая не прочь была поболтать с дружелюбной незнакомкой, одновременно делая свои покупки, Габриэла выяснила, что, если не считать прислуги, он в этом огромном городском особняке один. Как ей сказали, его жена и маленькие дети остались в поместье на севере Англии.
Это известие принесло ей немалое облегчение, поскольку она не имела желания втягивать в свою месть невинных людей. Ведь преступником был только он один, и только он заслуживал возмездия. Но все равно ей не удавалось полностью избавиться от чувства вины, которое глодало ее словно косяк мелких рыбешек: она понимала, что ее акт возмездия принесет другим горе, однако постаралась отогнать все сомнения.
«Одна жизнь, – сказала она себе, – в уплату за другую».
Проскользнув в удачно расположенное окно несколько часов назад, она слышала негромкий рокот мужских голосов, время от времени прерываемый взрывами хохота. Он пригласил к себе друзей – несколько мужчин собрались за обеденным столом, а потом задержались за выпивкой и несколькими партиями в карты. Давно приучившись терпеть, она устроилась в углу, держа наготове пистолет, и ждала своего часа.
Наконец дом затих: гости распрощались и уехали, слуги ушли к себе, чтобы лечь спать. Только ровное тиканье резных напольных часов из атласного дерева нарушало тишину да еще тихое потрескивание огня в камине, куда служанка добавила поленьев. «Теперь уже скоро, – подумала она. – Он вот-вот придет сюда». Чуть пошевелившись, она постаралась избавиться от онемения и напряжения, скопившегося в мышцах и суставах.
Прошло еще минут пять – и наконец она услышала шаги. Прижавшись спиной к стене, она глубже спряталась в тени и увидела, как он решительно входит в комнату.
Как только мужчина вошел, он сразу занял собой весь кабинет. Такое впечатление создавалось не только из-за его внушительных размеров и атлетического сложения, но и из-за присущей ему властности. Несмотря на скудное освещение, она различила надменность его походки и ауру аристократической уверенности, которые можно было бы счесть врожденными, не знай она истинного положения вещей. До этого вечера она видела его только издалека. Вблизи он показался ей выше, а его волосы – более темными, почти черными. Она решила, что это результат ночной темноты.
По ее спине пробежали мурашки, а сердце заколотилось с силой молота, бьющего о наковальню. Подобной реакции она никогда прежде не испытывала, наблюдая за этим человеком. Наверное, эти ощущения были связаны с ее напряженностью: она ведь прекрасно понимала, что настал тот момент, к которому она так долго готовилась. Собравшись с духом, она крепче сжала пистолет и подождала, чтобы он прошел в комнату дальше.
Дойдя до письменного стола, он нашел спички и свечу. Спустя мгновение вспыхнул свет, заливая всю комнату уютным золотистым сиянием. Она заставила себя не дрожать, не сдвинувшись с места, когда он прошел к книжному шкафу и начал рассматривать корешки книг.
Она шагнула вперед, держа пистолет прямо перед собой. – Рейф Пендрагон, – произнесла она ясным голосом, который не дрогнул, – готовься заплатить за свои преступления.
Его плечи напряглись – и он медленно повернулся лицом к ней.
Только теперь она полностью его рассмотрела – и ее взгляд словно прикипел к его красивому лицу. Классически четкие линии скул, длинный аристократический нос, мощный лоб, челюсть и подбородок, выточенные многими поколениями благородных предков. Губы у него были откровенно чувственными, словно сама природа предназначила их для того, чтобы увлечь женщину в пучину бесчисленных плотских грехов. А еще его кожа – смуглая, с заметной тенью щетины, которая только подчеркивала его мужскую привлекательность. Однако самыми притягательными были его глаза. Глубоко посаженные, насыщенного темно-синего цвета, они казались почти бархатными – и в то же время искрились словно море. Сейчас эти глаза были устремлены на нее и выражали настороженность.
«Он разглядывает меня, – внезапно поняла она, – точно так же как я – его».
У нее невольно вырвался тихий вскрик, но она заставила себя – и свой пистолет – оставаться почти неподвижными.
– Вы не Пендрагон! – возмущенно проговорила она. Незнакомец
