их раньше тюменцы держали. Так вот, от железнодорожников был Капустняк. Присутствовал, сука! Теперь Лейпциг, конец января. Там, блин, Капустняка тоже видели…
– Двойник? – ляпнула я первое, что в голову пришло.
Широкие плечи дуба неторопливо поднялись. Поднялись, опустились.
– Да пес его знает! В Москве он же среди своих был, они его, как облупленного… А в Лейпциге он у Шиффи Клаудии гостевал, у модели этой. Трахал, ее в общем. Он ее давно трахает.
Да, мужика в постели трудно перепутать! Или этой Шиффи все едино, были бы доллары впридачу к черной бороде?
– Ну, а с февраля он, блин, у нас ошиваться стал. Вот, по дням. Тряхнул я свидетелей, запряг трех гавриков, чтоб всех опросили…
Всех – это завсегдатаев «Казака Мамая». В феврале Капустняк был там трижды. Ел, пил. Общался. С некоторыми – очень тесно, но уже не в баре. В том числе со своими старыми дружками, общим счетом с тремя. Плюс бармен Трищенко, плюс вольный стрелок Кондратюк. А вот с Очковой его не видели. В феврале она была в «Мамае» только раз – в самом начале.
– Это еще не вся фигня, Володя!
Вспомнилась милая утренняя беседа по телефону. Рассказать? Вроде бы, к месту выходит.
Дуб слушал внимательно, хмурился, крепкие пальцы комкали ни в чем не повинную бумагу.
– Ясно, подруга! Вот, блин, тварь! Думаешь, Очковая звонила?
– Думаю, – кивнула я. – Случайного человека они привлекать бы не стали. Зачем лишний раз имя Капустняка называть? А женщин там и нет, одни лица нетрадиционной… Пидоры, в общем.
Мы оба засмеялись, хотя смеяться было не над чем.
– И еще одно, Эра Игнатьевна, – на этот раз в его руках была не бумага, а целая папка. – Дело «Турист-траст». Видели его там. Дважды. Заходил в офис в начале февраля.
Бумаги я смотреть не стала. Уже просматривала – в кабинете Никанора Семеновича. «Турист-траст» – лихая фирмочка, вербовавшая молоденьких дурочек на интересную и высокооплачиваемую работу в Греции и Италии. Курсы манекенщиц и секретарш, рост не ниже, бюст не меньше… Пока спохватились, два десятка дурочек с ростом и бюстом укатили в неизвестном направлении. Дело завели только десять дней назад, когда мамаша одной из них наконец-то сообразила.
Раз, два, три, четыре, пять, Капустняк шел погулять… Нет, это Молитвин шел гулять, а Капустняк встретил его, триста гр. вручил.
Час от часу не легче.
На моем рабочем столе я обнаружила знакомый номер «Шпигеля». К нему прилагалась записка, исполненная на обрывке (скорее, огрызке) бумаги, почему-то нотной. Почерк ужасный, но разобрать оказалось все-таки можно. От Ревенко? Да от кого же еще!
Ты, Гизело, меня извини! Жуковой, стерве, оборву все, что висит!
Вот так! Лично извиняться не пожелал. Остается утешиться видением экзекуции над Жучкой. Подвесит ее Ревенко к люстре, возьмет клещи, а еще лучше – овечьи ножницы…
Полюбовавшись размашистой подписью, я спрятала записку, а заодно – и журнал. Пригодится
