вы же – следователь Галушко? Сильвестр Григорьевич сказал, что вы – самый лучший…
– Если Сильвестр Григорьевич имел в виду нашу с ним партию в шахматы, то тут я с ним не спорю.
Девушка невольно улыбнулась, хотя улыбка получилась невеселой.
– Она выступала в небольшом пластическом этюде в Интимном театре, я вошла к ней в гримерную после выступления, однако ее там не оказалось. Вторая балерина сказала, что Вера вышла минуту назад, я ее искала, однако… – она крепко сжала пальцами фаянсовую чашку. – Я ее не нашла. Знала уже тогда – что-то случилось. Искала в театре, расспрашивала знакомых, потом ждала ее дома – Вера не вернулась… Я…
– Как давно это было?
– Неделя прошла, – опустила глаза.
Томашевич. Вероятно, полька. Стройная, как будто сама из балета. Но балерина… Балерина. Мосье Лефевр писал ему о русском балете в Париже, упоминая c’est magnifique[1] чуть ли не в каждом предложении. Однако Тарас Адамович, говоря о балеринах, употребил бы другое слово – frivole[2]. Мадемуазель Томашевич пропала или просто забыла о времени?
– Вы тоже так думаете?
– Как?
– Как в полиции. Что она просто где-то развлекается?
Выходит, она уже была в полиции.
– Да, уже была. Почти сразу. Следователи сказали, что балерины… они не исчезают надолго.
– Вам предложили подождать?
– Да. Но… Вера никогда бы не поступила со мной так. Она не исчезла бы без предупреждения. Я знаю, что-то случилось.
Ее уверенность была абсолютной. Или же это просто попытка оправдать сестру?
– Понимаете…
– Просто Мира.
– Понимаете, Мира, я – не следователь. Уже давно.
– Сильвестр Григорьевич сказал, что бывших следователей не бывает, – уверенно сказала девушка.
Сильвестр Григорьевич уже наговорил на скорый и болезненный мат в три хода в их партии.
Вслух спросил:
– А Сильвестр Григорьевич…
– Он муж подруги нашей матери.
Стало быть, Марта. Жена Сильвестра Григорьевича могла принудить мужа к любому обещанию. Как же он сразу не догадался! Марта нередко делилась с ним рецептами консервированных томатов, щебетала о ценах на сахар или рассказывала городские сплетни, однако впечатление легкости и легкомысленности разговоров с ней было обманчивым. Марта управляла Сильвестром Григорьевичем железной рукой. Но его шахматный партнер – из Фастова. Неужели этой хрупкой сестре балерины не нашлось к кому обратиться в Киеве?
Чай был выпит. Девушка отставила чашку с одиноким листочком мяты, прилипшим на донышке. Интимный театр – это где-то на Крещатике? Тарас Адамович не слишком интересовался богемной жизнью Киева. Изредка мог провести вечер в Опере, однако в последнее время предпочитал домашний уют, партии в шахматы с далекими партнерами или размеренный труд в саду. Здесь тишину могли нарушить разве что звонкие
