так думаю, что Николка и самого Луку посрамил бы, – ухмыляется длинный Юр, который знает о Луке всё наизусть, вплоть до всех знаков препинаний. Он с почтением относится к Баркову[7], считая его вопреки всем мнениям родоначальником современного русского языка.
– Это для ассонанса – как всегда важно говорить не к месту Васька Сотников.
Он помешался на этом ассонансе и вставляет его где нужно и не нужно.
– А матушка-то оказалась неглупой, – говорит Ванёк Князев. – Сколько дел наворотила. Другие умели только подставлять… а эта кое-что оставила.
– С таким народом человек самых средних способной будет выглядеть гением, – говорит Кайзер.
Я молчу.
В орденских ленточках Ивана – солдатская Слава 3-й степени, Красная Звезда, две медали «За отвагу», потом – «За взятие Белграда», «За победу над Германией»…
А на старой Андреевской Звезде стоял девиз: «За веру и верность»… Вот это девиз!
Вокруг одного из шубинских орденов – легенды. Красная Звезда – единственный из орденов, которым тут же, на месте, имел право награждать командир дивизии. Обычно адъютант комдива так и носил их в сумке, на всякий случай. Однажды в 1-й траншее на рекогносцировке комдив признал в Шубине своего солдата по боям сорок третьего. Слово за слово и выяснилось любопытное обстоятельство: гвардии сержант (тогда ещё не старший) принимал участие в восьми рукопашных схватках, свидетелем одной из которых и, пожалуй, самой кровавой, с полкового НП и оказался комдив… Восемь рукопашных? У немцев за участие в одной выдавался особый значок, а тут цел и невредим после восьми!
От своих офицеров мы знаем: пехота при преодолении полосы обороны с последующим преследованием противника за две недели боёв теряет от 80 до 90 % личного состава.
Госпитали, эвакопункты, пустые санитарные поезда готовятся к приёму раненых – и всё равно не справляются с потоком. В несколько дней десятки и десятки тысяч искалеченных затопляют тылы. Старший сержант Кушнарёв говорит, что не хватало ни сестер, ни врачей. Люди валялись по дворам, в сараях, просто на земле. На километр – стон, плач! Кушнарёв ранен пять раз, последний – в гортань и основание языка. «Жуткое не в боли, – дёргаясь, рассказывал он, – а в страхе захлебнуться. Дышать нечем – кровь стоит и не пускает воздух. Ко мне подошла сестра и с отвращением: «Опять пьяный!» Я ей показываю, мол, пропадаю, из груди одно бульканье, а она, сука барабанная, только халатиком вильнула. Не наткнись на меня хирург – задохся бы, уже глаза выкатывал, дышать нечем…»
«Весной и осенью потери возрастают из-за массовых заболеваний ревматизмом, – повторяет в назидание нам преподаватель биологии подполковник Прудников. – В устойчиво скверные погоды они даже превышают убыль от ранений».
Подполковник Прудников – бывший командир батальона, затем начальник штаба полка и начальник оперативного отдела штаба армии. За два месяца до конца войны «виллис» подорвался на мине. Подполковник потерял левую
