ничего особенного, вот только начинает и потом вдруг на холсте появляется нечто, что поражает и вдохновляет. Это какое-то чудо, фокус!
Маргарита Гаше: Художник именно потому и является художником, потому что создает в мире то, чего до этого самого момента не было.
Поль Гаше: Молоток тоже кто-то выдумал, молотка тоже раньше не было.
Маргарита Гаше: Не сердитесь, отец. Я хотела сказать, что, может, у Винсента было особое предназначение, какое-то небывалое призвание…
Поль Гаше: Он часто говорил, что только в живописи может быть собой, только в картинах.
Маргарита Гаше: Нормальный человек после стольких неудач давно бы забросил занятия живописью, а он продолжал, продолжал рисовать. Картину за картиной. А их никто не покупал, никто.
Поль Гаше: Я напишу письмо к папаше Танги. Пусть привезет с собой несколько картин. И Бернару напишу. Выставку устроим, а чтобы заставить жителей Овера придти и посмотреть на картины, будем угощать всех вином.
Маргарита Гаше: Вино выпьют, будет выставка для пьяниц. Уж лучше абсент им всем наливать, тот, который любил Винсент.
Поль Гаше: В любом случае выставке быть. Пойду, напишу письма, а ты сходишь на почту, и отправишь их.
Маргарита Гаше: Хорошо, папа.
Маргарита Гаше уходит.
Сцена пятая
Поль Гаше за письменным столом. Один в комнате.
Поль Гаше: Обладать таким даром и не обрести должного места в обществе. Бедный Винсент! Когда он был жив, я по-отечески относился к нему, между нами никогда не было таких отношений, которые присущи отношениям врача и больного. Я никогда не считал его психически больным. Он был вспыльчив, мог выпить лишнего, иногда, но очень редко бывал сердит, но он хоть все свои пороки ненавидел, к недостаткам других относился снисходительно. Винсент был готов оправдать любого, даже того, кто издевался над ним. Достаточно вспомнить двух братьев, этих Секретанов, старший Гастон еще так себе, а младший Рене – вот уж сущий дьявол! Что только они не вытворяли, а Винсент всё им прощал, относился к ним, как к детям, но они уже детьми не были, всё с девицами гуляли и выпивали. Винсента они часто угощали выпивкой, и за это он готов был многое им простить. Я сказал: «Бедный Винсент!» Но это, скажу вам, не так. Винсент был счастлив, по-настоящему счастлив. Говорить стоит иначе: «Бедный доктор Гаше!». Так будет точнее. В отличие от Ван Гога, я всегда занимался не тем, о чем мечтал. Стал доктором, а хотел быть художником. Пол ван Рейсел – ну что это за ничтожный псевдоним? Поль Гаше и то звучит лучше. Неужели судьба подарит мне лишь одно – сделает последним врачом психиатром, который наблюдал за великим художником. Смогу ли я избежать этой жалкой участи или всё же как-то иначе прославлюсь? Маргарита права, надо прекращать эти копирования, они ничего не дадут, я только еще больше разуверюсь в себе, еще больше пойму каким недостижимым становится для меня подлинное искусство живописи. Хватит! Я сел за стол, чтобы написать письма.
Поль Гаше берет лист бумаги и пишет.
