за угол, они столкнулись с большой группой безоружных казаков.
– Драпай, драпай, ваши благородия! – истошно закричал один из донцов. – Красные валят!
Борис поднял карабин, но окружавшие казаки заслоняли от него цель, не давали развернуться, а с верхнего конца улицы катились галопом под горку кавалеристы в буденовках.
– Ходу, ходу! – кричал Алымов, но плотная толпа казаков, растерянно топчась на месте, гасила всякое движение, офицеры увязли в ней, как в болоте, да бежать уже было и некуда – с одной стороны катила красная конница, а с другой – хлестал уже не один пулемет.
Красные наехали на толпу, тесня казаков конями. Борис передернул затвор карабина, но соседний казак уставился на него огромными от ужаса желтыми глазами и вырвал из рук оружие, рявкнув:
– С ума сошел, золотопогонник! Тут тебя и кончат!
– Можно подумать, тебя пожалеют! – огрызнулся Борис.
– А что они мне сделают? Мы люди простые, – ответил казак и испуганно перекрестился.
Толпа становилась все больше – красные сгоняли в одну кучу не успевших погрузиться на корабли.
Борис нашел Алымова и пробился к нему.
Красные, тесня конями и охаживая крайних плетьми, погнали все это человеческое стадо вниз, к морю. Скоро, приподнявшись на цыпочки и взглянув над головами соседей, Борис увидел бухту и спешно уходящие от берега последние пароходы. У самой пристани красные артиллеристы снимали с передков и устанавливали в боевое положение трехдюймовое орудие. Возле горизонта виднелись силуэты торопливо удирающих английских крейсеров.
Борис злобно сплюнул.
– Сволочи союзнички! – проговорил Алымов, перехватив его взгляд.
Красные, подогнав толпу пленных к краю дебаркадера, спешились, поставили пулемет, направили его на толпу и занялись какими-то непонятными приготовлениями. Спустя несколько минут смысл их действий стал ясен, и над толпой поднялся глухой стон ужаса.
– Что же они делают? – пробормотал сосед Бориса, тот самый казак с белыми от страха глазами.
– В море топить будут, – прошептал Алымов одними губами, – патронов им на нас жалко. Вот попали-то мы, Борис. А все ты, захотел перед сестрицей себя героем показать!
– Что-то я вас, штабс-капитан, не узнаю, – угрюмо ответил Борис. – Нечего причитать – снявши голову, по волосам не плачут.
Сбоку дебаркадера притулилась старая проржавевшая баржа. С ней-то и были связаны приготовления красных. Распоряжался красноармейцами командир в папахе с красной лентой и ладно пригнанном кожушке, отороченном мерлушкой.
– Завальнюк! – крикнул он зычно.
И тотчас явился на зов сутулый детина с мотком веревки. Он деловито размотал веревку, оглянулся на толпу, прикинул что-то, причем работа мысли явственно отразилась в его глазах, затем взял принесенный с веревкой топор, примерился и начал рубить веревку на равные куски.
– Однако коротко
