пропустил мимо ушей жалостливые слова про убивца Костя, – чего же сразу не сказал?
– Дык, я только сейчас приболел, – дед явно подзабыл, что уже помер, и хотел выговориться в свой последний час, – как случилось все охлаждение организма, так и приболел.
– И сильно? – Костя уже понял, что Печной симулирует, но продолжал ему подыгрывать.
– Так сильно, что и с солнышком попрощаться уже не суждено. Вечер еще промучаюсь, а к ночи Богу душу отдам.
– Жалко, – почти с искреннем сожалением произнес Костя.
– Дык, оно понятно, – пожалел квартиранта Печной, – столько, считай, вместе с преступностями боролись. Теперь, считай, тебе одному и не справиться. И расцветет буйным цветом преступность по всему Но-Пасарану, и захватит своими щупальцами весь свет и соседние районы.
– Да пусть захватывает, – отмахнулся Костя, – пока она захватит, я сто раз отсюда уеду. Преступность, она не так уж и быстро растет. Я о другом жалею.
– Обо мне? – обрадовался дед, – эт тоже верно. И будет точить тебя совесть, что заморозил такого ценного сотрудника, – затянул он на былинный мотив, – и доточит до состояния пня трухлявого, снаружи – еще ничего, а ткни пальцем, одна гниль и черви белые, жирные, противные.
– Жалко мне, – не выдержал Костя, – что ужинать без тебя придется. Анна Васильевна курники затеяла, сказала, принесет, как готовы будут.
На печи воцарилось молчание. Комаров слышал, как дед несколько раз звучно потянул носом, видимо, принюхивался, идет ли аромат пекущихся курников со стороны дома снохи, или нет. Неизвестно, почуял ли он лакомство носом, или поверил Косте на слово, но на всякий случай решил не рисковать.
– Лады, – согласился он, – поживу ишо маненько. Только, чур, больше избу не выстужать. Много вас тут таких ходит, а нам с печкой лежи целыми днями, тепло вырабатывай. И вообще, для будущего, запомни: ишо раз обидишь старца, как есть на тебя Рыбьего Глаза натравлю.
– А это еще что за фрукт?
– Не знаешь, – противным злорадным голоском проскрипел дед, – а вот зря. Рыбий Глаз – он все видит, все знает, все примечает, а потом наказывает страшной карой. И ишо маненько материально.
– Это дух такой, типа домового?
Костю очень интересовала мифология по-но-пасарански, он не упускал случая, чтобы узнать что-нибудь новенькое и жутковатое.
– Сказано же тебе, Глаз. А какой дух в глазе? Если только рыбный. Но вообще он не не воняет, только смотрит.
– Как же он смотрит, если у него головы нет? На чем-то он должен крепиться!
– Он и крепится, только не на голове, а где хочет. Хочет, к стенке прилипнет и смотрит, а хочет – из щели какой зрит. Бывали случаи, в тарелке оказывался.
– Так это, наверное, в тарелке с ухой?
– Не понимает, бестолочь, – занавеска на печи возмущенно заколебалась, – в ухе глаз какой? Вареный! А Рыбий Глаз фиг сваришь, неуловимый
