приехавшего в Данию одновременно со мной И.К. Тимковского. Помощник присяжного поверенного, работавший во время войны в канцелярии Красного Креста и недолгое время бывший комендантом Таврического Дворца, он приехал в Данию в качестве состоящего при мне. Молодой человек, несомненно, не без способностей, он был еще в угаре революции, и пользы от него в переговорах с комитетом мне было не много.
Члены комитета сперва предъявили Бауму общее обвинение в нежелании стать под их контроль или хотя бы работать при их участии. Но когда я не присоединился к ним, указав, что Баум получает средства и инструкции от Московского Комитета и не вправе передавать кому-либо свои права и ответственность перед этим и Центральным Комитетами о военнопленных, то мне были перечислены другие обвинения. Кроме сношений с немцами, по поводу которых Потоцкий высказывался пока осторожно, Баума обвиняли в денежных злоупотреблениях. Некоторые он опроверг очень легко, и потом их мне больше не повторяли, но осталось одно, которое проверить мне было невозможно, а именно – в игре на бирже на средства комитета. По этому поводу, не отрицая самого факта игры, Баум предъявил мне документы, из которых было видно, что почти сряду после приезда в Данию он получил крупную сумму, как вознаграждение за свою работу. В результате, особого впечатления обвинения против Баума на меня не произвели. Отмечу еще, что один из членов комитета, тоже журналист, Гроссман, весной громивший Баума, осенью уже служил у него в комитете. Когда в июле я вернулся в Петроград, то в моем докладе Центральному комитету я отметил, что все эти обвинения положительного впечатления на меня не произвели, почему он пока и остался во главе Бюро.
Благодаря тому, что в Дании, вследствие ее небольших размеров, даже мой приезд являлся чуть ли не событием, ко мне уже через день явился сотрудник главной Копенгагенской газеты «Politiken» и стал меня интервьюировать. Нелегко мне было отвечать ему, ибо приходилось выставлять все происходящее в России в радужном свете и высказывать надежды, которых в глубине души у меня не было. Война, ведь, продолжалась, и наши опасения за стойкость армии следовало скрывать.
27-го мая (1917) поехал я с Баумом в лагерь наших интернированных военнопленных Хорсеред. В плен попадало немало раненых, становившихся затем инвалидами, многие в плену заболевали, и задерживать их далее в плену было бессмысленно, а посему состоялось соглашение – сперва об обмене полных инвалидов, а потом и об интернировании в нейтральных странах полуинвалидов и больных. Такими странами согласились быть Дания и Норвегия. В Швеции интернирование оказалось невозможным из-за продовольственных затруднений.
Лагеря в Дании были устроены на 400 человек каждый – по одному для русских и их врагов, и в Норвегии – кажется, на 125 человек каждый. Постройка зданий для них была произведена местными правительствами, на них же лежало и «окарауливание» лагерей, их обслуживание, заведование хозяйственной частью
