оказалось знание латыни, которую Женя ненавидела в детстве и не хотела ее учить, но все-таки выучила, как того требовало домашнее образование в дворянской семье. Именно переводы скандинавских саг, в том числе и с латыни, помогли ей отвлечься и пережить тяжелую утрату. Инициатором обращения к переводам был брат Леля, к тому времени уже титулованный академик Шахматов. Однако для осуществления задуманного необходимо было найти подходящие для перевода тексты. В России таких текстов не оказалось, поэтому Алексей Александрович обратился за помощью к своему норвежскому другу и коллеге Олафу Броку: «Очень Вас прошу, помогите сестре. Ее очень волнует мысль дать перевод скандинавских саг, касающихся России. В этой заботе и предстоящей работе она найдет некоторое отвлечение от постигшего ее горя. Я, конечно, и в научных интересах хотел бы, чтобы издание было исполнено как следует, с должной полнотой».[19]
О том, что необходимые тексты из Норвегии были получены, переведены и проанализированы с требуемой академиком Шахматовым «должной полнотой», свидетельствуют как сохранившиеся архивные материалы объемом в две тысячи с лишним листов[20], так и письмо Евгении Александровны к С. Ф. Ольденбургу[21]: «Когда я перевела с немецкого и латинского языка – шесть саг и прочитала их Ал[ексею] А[лександрови]чу буквально на смертном одре, за два дня до операции, он был поражен, изумлен тем, что в них выявилось, и выражал свое нетерпенье – скорее приняться за изучение этих древностей и приходил в отчаянье, что не мог ими заняться немедленно».[22]
Помня слова брата и осознавая важность этих переводов для отечественной науки, Евгения Александровна приложила немало усилий в поисках возможности издания хотя бы малой их части. Однако в начале 1930-х годов даже мысль о подобной публикации считалась крамольной и жестоко преследовалась. В конце декабря 1933 года, когда уже в полную силу фабриковалось «дело славистов» и малейшее сношение с Западом считалось тяжким преступлением[23], Евгения Александровна писала: «Скажу откровенно, если бы в настоящее время наше прошлое, наша история, не была бы всем ненавистна, я была бы счастлива видеть здесь напечатанной мою рукопись, чтобы советские ученые сконфузили ученых Запада и еще раз – хоть маленький свет, но опять то был бы «lux ex oriente»[24], но так как это невозможно, то я запросила проф[ессоров] Миккола и Мансикка[25]».[26] Несмотря на все старания Евгении Александровны, публикации этих работ так и не появились ни в Советском Союзе, ни в Финляндии. Остаются они неопубликованными и в современной России, хотя научную значимость эти материалы не утратили до сих пор.
Имение Глубокое, владельцами которого были не только супруги Масальские-Сурины, но и члены семьи Шахматовых, вложившие в его покупку свой капитал, а также Дмитрий, несовершеннолетний сын Виктора Адамовича от первого брака, во время войны переходило
T. Lönngren. «Прошу не гневаться моим вопросам»: диалог переводчика с носителем языка (из переписки О. Брока с А. А. Шахматовым). Poljarnyj vestnik: Norwegian Journal of Slavic Studies, vol. 19, 2016, pp. 51-67.
РГАЛИ, оп.1, ед. хр. 1-11, 2385 л., 17, 7 л.; оп. 2, ед. хр. 12, 131 л.
Ольденбург Сергей Фёдорович (1863 – 1934), русский и советский востоковед, секретарь Петербургской Академии наук (1904 – 1929). Один из лидеров партии кадетов, член Государственного совета (1912 – 1917), министр народного просвещения Временного правительства (1917).
Из письма Е. М. Масальской-Суриной к С. Ф. Ольденбургу от декабря 1933: СПФАРАН, ф. 208, оп. 3, ед. хр. 375, 2 л.
Ф. Д. Ашнин, В. М. Алпатов. «Дело славистов»: 30-е годы. М., 1994.
Свет с востока (лат.).
Иосиф Юлиус Миккола (1866 – 1946), финский языковед, славист, профессор славянской филологии в Гельсингфорском университете. Вильо Йоханнес Мансикка (1884 – 1947), русский и финский филолог финского происхождения, диалектолог, фольклорист, действительный член Академии Финляндии. В феврале 1930 года Миккола и Мансикка были в Москве.
Из письма Е. М. Масальской-Суриной к С. Ф. Ольденбургу от декабря 1933: СПФАРАН, ф. 208, оп. 3, ед. хр. 375, 2 л.
