смерти.
–Господи, каким я оказался глупцом. Тихая заводь! Зеленый луг! Ведь я же видел камыши – верные спутники болот, и чахлые редкие деревья должны были насторожить меня. Какая страшная, коварная ловушка поджидала меня!
–Только бы выбраться, – твердил я словно молитву сквозь зубы, – только бы выбраться, и я никогда так опрометчиво не спрыгну в воду, прежде чем не испытаю дно веслом.
Непокрытую голову сильно припекало, слепни облепили мои потные плечи, лезли в лицо, стиснув зубы, я вздрагивал от укусов, сгонял их, окуная лицо в воду.
Не дай бог умирать таким образом, при свете дня в райском уголке, испытывая пытку солнцем и болью, связанным по рукам и ногам ужасом и трясиной, – чувствовать, как тело твое постепенно засасывает в холодную зловонную жижу!
Вскоре я так перегрелся, что меня стало бросать то в жар то в холод, а воспаленные глаза застилал туман.
Я больше не погружался в трясину, но чувствовал, что еще немного – и я, потеряв сознание, захлебнусь в этой прозрачной воде. Постоянный звон стоял в ушах, не давая пробиться иным звукам, я грезил наяву, и перед моим взором открывались сказочные, красочные картины.
Кто-то сильно давил мне на живот и ребра, не давая дышать, и, хватая раскрытым ртом воздух, я внезапно очнулся.
С трудом, разлепив закрытые глаза, я, мучимый жаждой, глотнул воду и увидел перед собой лодку.
Уткнувшись в илистое дно носом, она под действием ветра разворачивалась кормой в мою сторону.
Я смотрел на это чудо, не смея поверить, а ее левый борт, покрытый облупившейся местами краской, уже заслонял мне полнеба.
Рванувшись, я попытался выдернуть из грязи ушедшую по локоть руку, но она не слушалась, и борт, царапнув меня по щеке, начал удаляться.
Мои дерганья не пропали даром, вода стояла выше подбородка, почти заливая нос. Это был мой последний шанс, и я снова рванулся, вложив в рывок все отчаяние и жажду жизни. Наполовину освобожденная рука, разбросав куски грязи, выскочила из-под воды, поймав уходящую корму.
Накренившись, лодка остановилась и нехотя поплыла обратно, а я, еще не веря в свою удачу, выпростал вторую руку и с силой подтянулся.
Теперь лодка вплотную стояла ко мне кормой, и, отвоевав у трясины несколько сантиметров, я, высоко задрав голову, сумел положить подбородок на ее теплые шершавые доски. Прямо перед моим лицом лежали снятые джинсы и рубашка, и какими родными показались они мне, я смотрел на них с непонятным восхищением, словно они были вестниками из дома.
– Ну что, ребята, я вас еще поношу, – заговорил я с ними и снова сильно дернулся, выбираясь из трясины.
Работа эта была непростая, и лодка часто грозила перевернуться, зачерпывая все новые и новые порции воды, но я не унывал, и вскоре, навалившись грудью на борт, вырвался из ловушки.
Только отдышавшись, я понял, что все еще нахожусь в смертельной опасности, вся моя
