style="font-size:15px;"> Артем кивнул, двинулся было, но мать удержала его, цепко ухватившись за ворот:
– Слушай. У неё муж был. Захар. Оттого и стала она Захарихой. Добрый был мужик, крепкий. Охотник.
Дыхания не хватало, она прерывалась, даже закашливалась, но пересиливала себя, снова шептала:
– Ушел он. Ушел в плавни. Осень глубокая была. Ушел и с концами. Всей деревней искали. Нашли только рукавицу. А рукавица та проколота изнутри, будто когтями. Захариха взяла тогда ту рукавицу, надела себе на руку, улыбнулась и говорит: не ищите, говорит, ушёл он с имЯ. С тех пор часто Захариху за деревней встречали, будто она из лесу шла. А как она, если слепая? Так и не нашли мужика, сгинул.
Матушка снова закашлялась, но ворота не выпускала. Ещё крепче притянула:
– А однажды тятенька утром рано видел, как волк с ее подворья уходил….
– Маманя! Честное слово! Космос начинаем осваивать, а вы все сказки какие-то.
– А ты не перечь…. Я ведь и раньше могла,… а молчала. Просто знай. И космос твой этому совсем не помеха.
Коль обещал, пошел, но совсем неохотно. У калитки встал и осматривал запущенное подворье, вдоль забора уже много лет буйно радуется свободе лебеда, а сразу за забором хоть и жидкий еще, несмелый камыш. Придет время и он осмелеет, захватит пустую территорию. Среди двора вросла в землю здоровенная чурка, на которой уже много лет кололи дрова. Конусом бугрилась щепа. Неожиданно сзади хрипловатый голос:
– Это еще хозяин прикатил, чурку-то, уж, сколько лет стоит. Ты ведь ей любуешься?
Захариха смотрела чуть в сторону, глаза были затянуты бельмами.
– Проходи, проходи, коль пришел. Колун в сенях, справа. Увидишь.
Уверенно прошла и скрылась в избе, хлопнув обремкавшейся, обшитой каким-то одеялом дверью.
Артем натаскал из сарая чурбаков и принялся их кромсать. Дверь приоткрылась:
– Не мельчи! Толку-то с мелких дров, пропыхнули и ни жару, ни пару.
Видит она, что ли? Стал колоть чурку на четыре части. Откидывать к сеням, чтобы ближе таскать. Вдоль стены наложил хорошую поленницу. Тихонько поставил колун на место, хотел уйти. Дверь приоткрылась:
– Зайди-ка на минуту.
Сумерки уже окутали подворье, в доме и вовсе темень, лампой, похоже, в доме не баловались, да и к чему, коль глаза не видят.
– Матушке передай спасибо за заботу. Сам-то, небось, сроду бы не догадался.
Старуха угадывалась, сидящей на лавке, возле окна. Он еще постоял под порогом, подумал, что разговор окончен. Повернулся. Она снова заговорила, хрипло и тихо:
– Спину покажи мне.
– Что?
– Что слыхал. Рубаху сыми.
Артем в замешательстве топтался под порогом, почти в полной темноте.
– Ну, рубаху.
Неловко выпростав их штанов рубаху, с трудом стащил ее с мокрой от пота спины. Бабка
