перевязь. Наверное, прикидывал, сколько этот человек мог бы пожертвовать его маленькому сельскому приходу – если бы удосужился развязать тесемки кошелька.
– Пока почетный гость вкушает земную пищу, – сказал отец Реми, – я припомню мадемуазель де Солари одно опрометчиво данное мне обещание и приглашу на танец. Если, разумеется, вы не возражаете, виконт.
– О, ну что вы, – Мальмеру исполнилось слишком много лет, чтобы возражать. – Танцуйте, конечно же. Я могу быть спокоен за свою невесту, пока она пребывает в обществе священника.
– А вы танцуете, отец Реми? – Мачеха розовела гораздо лучше, чем я. Да ведь духовник ей нравится, ахнула я про себя. Вот чертовка. Рассказать, что ли, отцу?
– Совсем немного. Достаточно, чтобы не опозориться.
– Ну, идите, идите, – она легонько подтолкнула меня в спину, я брезгливо дернулась, словно к коже приложили лягушку.
Отец Реми подал мне руку. Пришлось его коснуться – сутана оказалась шелковой, а я и не заметила поначалу, – и идти рядом.
– Хочу заказать у музыкантов танец. Прогуляйтесь со мной.
– А я вот вам не доверяю, – прошептала я. – Зачем вы сказали, что я за него молилась?
– Вы же наверняка упоминали жениха в молитвах, так или иначе. Разве это неправда? Впрочем, мелочи, не будем о них. Я вам тоже не очень-то верил, когда вы варили мне спорынью, и все ждал – отравите или нет. Почему не отравили?
– Это выглядело бы подозрительно.
– А. Ну конечно.
– Зачем вы так с ним говорили?
– Дочь моя Мари-Маргарита, я полагал, вы умнее. Виконт богат и влиятелен. Служить у него – большая честь, но вряд ли ему нужны слуги-идиоты, слабо лепечущие восхваления. Конечно же, я рассчитываю, что вы порекомендуете меня семье де Мальмер и однажды я переселюсь в ваш новый дом, где стану пристально следить, когда вы молитесь, как и о чем.
Мне казалось, что мое лицо каменеет от пристального взгляда искоса, на профиль отца Реми.
– Вы же не всерьез.
– Всерьез. Зачем святые отцы вроде меня стремятся в Париж? В Провансе у меня не было ни гроша за душой. Все мое имущество – имущество церкви. Я верю, что Господь вознаградит меня за труды, и достаточно дальновиден, чтобы понять Его подсказки. Но вот мы и пришли. Подождите меня вот здесь.
Он оставил меня на краю пустого паркетного поля – музыканты устроили перерыв, и публика толпилась у столов с закусками – и отошел, а я теребила развязавшуюся ленту на рукаве, пытаясь в ее атласной простоте отыскать ответы. Так вот зачем он приехал. Ну конечно, я это предполагала. Только не думала, что отец Реми, с его речами о пламени камня и свободе, хочет только положения в обществе и денег.
Он о чем-то говорил с музыкантами; те кивали, один из них, остроносый, похожий на журавля, громко хохотнул. Я смотрела отцу Реми в спину, в его прямую непреклонную спину, и липкое чувство – чутье на неприятности – вползало в душу, словно гадюка.
Никогда оно еще меня не обманывало.
Он
