меня в лоно семьи. Еще не время.
Толкнув первую попавшуюся дверь, я очутилась в святая святых этого дома. В спальне родителей. Гигантская кровать (практически трехспальная) занимала большую ее часть. Широкое светлое покрывало свисало по краям, а наваленная сверху куча подушек была разных оттенков, но непременно в тон обоям. Все в духе королевских особ восемнадцатого века. Разве, что балдахина не хватало. Да, на такой кровати я бы с Серегой потерялась, но всегда можно позвать еще и Маринку со Славиком. Ох. Прям как прошлым летом на заброшенном складе. Ну-ка. Запрыгнув на кровать, я принялась скакать козой, отмечая, что матрас не слишком мягкий, но и не жесткий. Да, кайф. Но перед глазами тут же встала картина, как отец здесь шпилит Наташу, и кубарем скатившись на пол, я отогнула покрывало с угла и нервно рассмеялась. Ну, конечно же. И шелковое белье. Буе.
По одну сторону от кровати стоял туалетный столик с большим зеркалом. Рядами выставленные крема, тонны косметики и кисточек перетянули внимание на себя. Мама пользовалась только кремом для рук и то, потому что кожа сохла. Обернувшись назад, я убедилась, что прикрыла за собой дверь. Без разрешения (а когда оно было мне нужно) я устроилась за столом-мечтой любой девчонки и схватила первую попавшуюся помаду. Ого, какой кроваво-красный оттенок. Что-то я не заметила, что Наташа ярко красится. Наоборот, слишком блекло и аккуратно. Намазав жирным слоем губы, я удовлетворенно смотрела на отражение и улыбалась. Так, что там еще есть?
Когда в ход пошли румяна, дверь позади с тихим щелчком распахнулась. На пороге (а я видела это в зеркале) стояла Наташа. Не отец, которого я ждала. Наташа. Она медленно вошла и села на кровать справа от меня, даже не фыркнув на сбитое покрывало, словно не заметила его.
– Знаешь, что самое важное в макияже? – спокойно произнесла Наташа, хоть я и, мягко говоря, специально небрежно обращалась с ее вещами. – Подчеркнуть истинную красоту. А ты очень красивая девушка. Хочешь, я научу?
– Спасибо, ты такая милая, – я присела рядом и положила голову ей на плечо, а затем повернулась и порывисто поцеловала Наташу в губы, зажав лицо руками. Не ожидая от меня такой прыти, мачеха не отпрянула, а только ошарашенно смотрела на меня, размазывая едкую помаду по лицу.
– Я передумала, – громогласно протянула я, – мне нравится ваш дом.
В комнату неслышно вошел отец. Мой безобразный вид, который, как я думала, разозлит, скорее позабавил его. Он схватился за косяк и сперва тихо, а после с нарастающим где-то в груди гулким эхом, рассмеялся.
Взглянув на себя в зеркало, я увидела грустного циркового клоуна, отчаянно желающего рассмешить публику. Хотела сделать больно другим, а сделала опять себе. Вылетев из комнаты, попутно толкнув схватившегося за живот отца, я споткнулась о Марка и, зло рыкнув на него «где здесь ванная», бросилась в направлении, указанном его маленьким пальцем.
Смыть с себя позор, стереть отцовскую ухмылку, надеть привычную маску. Сложнее было признать, что мне самой хотелось смеяться. И еще сложнее, что Наташа действительно начинала мне
