чуть приблизиться в беседе к чему-то личному, тотчас же холод проникал в их взгляд и голос. Своим мгновенным отчуждением они словно внушали – ничего личного, мадемуазель. Разговоры касались только обсуждения премьер, концертов, спектаклей, выставок, а затем следовало непрерывное питьё, хохот и ощущение пустоты после этих посещений. Через некоторое время они наносили ответные визиты, где всё повторялось сначала. Смех, вино рекой, музицирование… Изредка я пела, потом, улыбаясь и кланяясь, провожала их и, опустошённая, возвращалась в свою комнатку под куполом башни.
Вновь выходила на балкон, смотрела на зависшую над прудом луну и чувствовала горькую, слепящую тоску по маме, по тому, прежнему Вадиму, по Клавдии Петровне и подружкам. По моим многочисленным верным поклонникам, по любимой работе и по всей моей молодой и яркой жизни.
Отчаяние моё нарастало.
Мари…
Наконец, я начала терять всякую надежду вырваться отсюда.
А страшный день двадцать четвёртое октября, день нашей свадьбы, неумолимо приближался. И чем ближе он становился, тем ужаснее я себя чувствовала. Депрессия начала постепенно накрывать меня своим тёмным крылом. Я стала беспрерывно плакать ночами, отчего утром под глазами образовывались мешки. Всё чаще за завтраком я выглядела уныло и скорбно, и, наконец, однажды Рене, не выдержав, сказал:
– Дорогая, твоё состояние весьма огорчает меня. Скажи, разве тебе плохо здесь? У тебя есть прекрасная комната, в твоём распоряжении целый штат слуг, ты проводишь много времени на природе… Мне тяжело видеть, как ты угасаешь. Чем я могу развеселить тебя? Будь у меня больше времени, я непременно придумал бы что-нибудь, но через три дня я улетаю в Испанию… Ты ни разу не выразила желания поехать на гастроли вместе со мной, иначе я взял бы тебя с радостью.
«Я улетаю в Испанию…» Значит, замок находится не в Испании, – автоматически отметила я, исключив из географии поиска эту страну.
Старик выжидательно смотрел на меня, но у меня хватило ума не сказать, что он отвратителен мне настолько, что даже Испания не в силах это изменить.
– Как-нибудь возьми, пожалуй… – Предложение, тем не менее, меня обрадовало, но не возможностью посетить другие страны, а возможностью узнать, где он хранит мой заграничный паспорт.
И если Бог будет на моей стороне, может быть, он позволит мне ускользнуть от ненавистного Валлина…
Я подняла на Рене печальные глаза, раздумывая, стоит или нет высказать ещё одну мысль, которая давно не давала мне покоя.
– Ты знаешь… – начала я осторожно, – я просто скучаю. У меня здесь совсем нет подруг…
– Нет подруг… – ворчливо перебил Рене. – Ты сама вечно сидишь в гостях как бука! А ведь и Даная, и Лидия, и Календи – все были бы не прочь подружиться с тобой!
Лидия – сухая чопорная блондинка, арфистка.
Календи – заносчивая, но очень красивая шатенка с флейтой.
– Помнишь
