раппорт об отставке можно начинать писать – начальство такого не простит. Через десять минут он рвал волосы у себя на голове и орал на шеренгу своих подчиненных, двум из которых пришлось взять на следующий день больничный по причине сломанного носа – капитан под конец разбора полетов уже не мог держать свою злость в руках. А путешественники тем временем, – когда двое полицейских, держась за носы, и сквозь пальцы их сочилась кровь, шли к умывальнику, – задыхаясь, они уже совсем не быстрым темпом бежали сквозь какие-то дворы.
– Постой. – Сквозь отдышку произнес Павел, присел на лавке и закурил. Он достал телефон и смотрел в нем расписание. – До автобусной остановки минут десять пешком, не больше, а, отправка автобуса, ща гляну, блин, через десять минут.
– Так давай быстрее! Не время перекур устраивать. – Адреналин кипел в крови Андрея. – Погнали!
– Дай минуту отдохну. Успеем. Если что, еще пробежимся.
– Со своими прокуренными легкими? Посмотрел бы я на это.
Оба сидели на лавке и думали о своем, то есть об одном и том же – они считали себя счастливчиками, избежавшими тюремного заключения. И Андрей и Павел понимали, что уже через полчаса наряды полиции на всех станциях столичного метрополитена будут иметь снимки беглецов, сделанный камерами видеонаблюдения, но их это не волновало. Когда в следующий раз им предстоит поездка в метро?
– А откуда ты знал, что с той стороны платформы лестница, а не эскалатор? – Спросил Андрей.
– Когда я был маленьким, мама часто меня с братом сюда привозила в парке погулять. Кажется, это был самый большой парк в Столице.
– Ага. Был. И его застроили. Ни малейшего клочка земли пустой не оставляют.
V
Павел стоял у могилы Виктора с омраченным лицом, только что тело его друга предали земле. Он сравнивал эту нелепую смерть с убийством Горбенко, которого также хоронили несколько лет назад, и на чьи похороны он не пришел. Два дня назад, гуляя с Андреем Белогородцевым с той стороны Стены, где жизнь людей выкрашена в яркие цвета, Павел весь вечер сожалел, что Виктора не было рядом, что он не разделил с ними ту радость беззаботного дня.
Эта смерть оказалась для Павла сильным эмоциональным ударом – Виктор одним выстрелом разнес свой череп на тысячу кусочков. Никто не знает, где он достал Дезерт Игл. «Всех люблю. Никто не виноват», – так Виктор написал в электронном письме для рассылки коллегам. После этого он, находясь в душевном равновесии и спокойствии (как указал в своих указаниях в беседе со следователем сослуживец самоубийцы), вышел в обеденный перерыв из офиса на улицу, завернул за здание и, выбрав место невидимое видеокамерами, приложил к виску ствол пистолета и нажал на курок.
Кто был близко знаком с Виктором, не ожидал такого события. У него было немало друзей, был общителен с коллегами. Для всех Виктор остался в памяти веселым, общительным, отзывчивым человеком. Ему было всего двадцать пять лет. Даже жена
