и Вам, и всем, и каждой
как, в частности, ушедшей из…,
так и фривольным юным мисс,
с привязанностью или жаждой,
но без желания на бис,
(не оттого, что надоели,
хотя я каждую любил
чуть-чуть, на миг, на самом деле,
не исключая краткий пыл,
потребности в красивом теле,
а оттого, что вами вновь простыть
и пребывать в бессонном сомне
я не хочу;
не надо;
что мне…?)
кого-то сложно позабыть,
кого-то не смогу запомнить,
но вам, «майн либе»,
«данке шён», всем, либо
каждой от меня –
спасибо!
Господи Боже – Христос Воскресе!
Ангел в пещере людей встречал,
а я провожаю
день
в лиловой завесе
квартиру залившего
солнцем
луча.
Ночь застилает кровлю на крыше,
шифер небесный, дырявый вразброс.
Двенадцать. Прохожий на улице, слышишь…?
– «Воистину, значит, воскресе Христос!»
Спят куличи, заскучавшие за день,
я закрываю глаза до утра,
тихонько горят миллионы лампадин,
и ангелы молча ликуют: «ура!»
Время на вечность патенты оформило,
право свободное – дать и отнять,
спрятав от жизни заветную формулу
для разворота минувшего вспять.
Жизнь – это точка, момент бифуркации,
прошлого с будущим прочная нить,
вот почему передумал бояться я –
жить настоящим, а прошлым не жить.
Камень дорожный стоит преткновением:
хочешь направо? – налево пойдёшь!
Я совершаю загаданный временем
свой незаметный кредитный платёж.
Пусть же порадует путника чтящего,
в памяти прошлого миг сохранив,
сонное, правда, ещё настоящее,
если, конечно, я всё ещё жив.
Поалели следы несуразные
зимней вишни на талом снегу,
больше видеть в обыденном праздное
я уже, как и вы, не смогу.
Разобщила, разбила расщелина,
разделила на две стороны,
часто правда на десять поделена,
где ответы ещё не даны.
Всё приходит, как правило, с опытом,
здесь иначе всё, – наоборот,
было время, когда только шёпотом
говорил по квартиркам народ.
Но не всё,
он не всё ещё выплакал
из сосуда накопленных слёз.
Наших душ оловянная выплавка –
это
