Алексеевич отставил рюмку в сторону, – а с Егозой, всё и так понятно. Дура баба, хоть и красивая. Дура.
– Дура не дура, а когда я её сюда в Кузнецово вызвал для следствия, сообразила, не приехала. Да ещё исправнику прошение направила, чтобы меня от дела отстранить. Александр Дмитриевич тот, конечно, у бабы на поводу не пошёл, но всё же, всё же. Да и наделал шуму в обществе эта твоя выходка. Выгнал в ноябре из дому девицу. Зачем, почему? Ведь лет семь же жили вместе. И что бы тебе не жениться на ней, как обещал?
–А зачем мне она, бесплодная? Да и имение у неё в Балтах так себе, маленькое, – Рачинский поставил локти на стол, подперев ладонями голову, – я ведь сам её тогда к бабке послал, на болота. Вот и вытравили приплод. А выгнал я её тогда, спьяну. Да со злобы. Я к Кулешам свататься ездил, а они мне от дома отказали, из-за Егоссы. Вот так вот, Андрюша. Давай лучше по настойкам. А там и горячее, да под «Ерофеича».
– Под «Ерофеича», да горячее? Это мы завсегда, как мои солдатики говорили, – улыбнулся Акулов. За вишнёвой в рюмки полилась сливовая, а затем и мятная с лимонной подоспели. И забылись всё невзгоды и обиды. А от вкусной рюмочки, да под хорошую закуску, так и на сердце радость. А закуски были замечательные. И маленькие, на один укус, пышные расстегайчики с рыбой и с грибами, ароматная ветчина с тонкими прослойками белоснежного сала, хрустящие солёные огурчики, с мизинец длиной, не больше. А уж грибов в бельских лесах видимо-невидимо. Вот они на столе, и соленые рыжики и грузди, и тушёные в сметане подосиновики. А тут уж и горячее принесли. Разварные речные окуни с кореньями, тельное из телятины в сливках, да запеченная баранья нога с гречневой кашей. А к баранине ещё и три разных соуса в больших фарфоровых соусниках, брусничный, мятный да сметанный с хреном.
Рачинский отдал предпочтение рыбе, тогда как Акулов, отхватив здоровенный кус баранины, принялся поливать его мятным соусом. Попробовал, закатил глаза и, мыча от удовольствия, добавил к мясу ещё и брусничный.
– Ну, и где же наш «Ерофеич»? – обводя взглядом богатый стол, вопросил Андрей Иванович. Михаил Алексеевич взял в руки высокую гранёную бутылку зеленого стекла. Густая пахучая светло-коричневая настойка полилась в рюмки. Акулов, поднеся бокал к носу, с удовольствием понюхал.
– Ах, Миша, аромат-то каков? Нектар и амброзия. Хвала матушке твоей, царствие ей небесное.
– При маменьке совсем другой «Ерофеич» получался. Это Агафоныч что-то с травами колдует, – Рачинский улыбаясь смотрел на довольного кума.
«Ерофеича» много не выпьешь, и в ход снова пошли вишнёвка да сливянка. И потянулась причудливыми зигзагами нить долгого застольного разговора. Друзья вспоминали свою службу в армии, оба ведь отставные порутчики, обсуждали новости уезда да губернии, смаковали перипетии недавней удачной охоты. Акулов по своей должности был в курсе всех происшествий в Бельской округе. За разговорами время пролетело незаметно. Так что когда пристав достал свой серебряный брегет, стрелки показывали без
