случиться уже не могло. В новом мире Костя все равно очень скоро погибнет, к чему тогда тянуть и мучиться, как сегодня? Он, как и многие, надеялся на помощь, на хоть какие-то известия. Но вот сейчас, глядя через пойму на далекий пожар где-то на верхних этажах одной из башен Москва-сити, Костя окончательно понял: ждать нечего. Прошлое не вернется, а в настоящем ему нет места.
– Кто же думал, что так все выйдет… – всхлипнул он, откручивая крышку. – Прости, мамочка, но можно считать, что я свое обещание сдержал: больше никаких таблеток! Просто немного водочки… На посошок.
Ему очень давно, с тех пор, как заструился градом пот и задрожали руки, хотелось открыть эту бутылочку. Но она была последней, ведь чертов Папа Миша сразу объявил о жестком сухом законе. Костя еще тогда поддержал того парня, бритого, который заспорил с командиром. Но бритый погиб в самом начале прорыва, и ни на какие «фронтовые сто грамм» рассчитывать не приходилось. Резко выдохнув, Костя задержал дыхание и выпил обжигающей и одуряющей жидкости, сколько хватило духу. Водка скрутила пустой желудок, Костя закашлялся и швырнул недопитую бутылку с крыши. Тут же подкатила тошнота. Зажимая рот, Костя шагнул через ограждение. Никто не видел, как он исчез, и даже Лена вспомнила о нем только ближе к вечеру, но нигде не смогла найти. А потом, в суете событий нового, страшного мира, она забыла о нем, как и все, кто выжил.
Утром Лену и Настю разбудил громкий голос Папы Миши. Как обычно, он много матерился и обвинял всех в плохом исполнении его распоряжений. Новые группы пошли ломать двери в квартиры и выносить на крышу дрова. Степанычу было поручено как-то разработать систему переговоров с несколькими одиночками, пытавшимися подавать на крышу сигналы из окон.
– Надо бы придумать, как им к нам прорваться. Но не придумаем – и хрен с ними, мы свою задницу рвать не обязаны, у меня и так мало людей! – объяснял Папа Миша. – А те, кто придет, пусть идут с припасами. Главное – вода. Попробуй, может, плакаты какие-нибудь сделать. Пусть знают: без своей воды тут никто не нужен!
– Понимаю. – Степаныч, остроносый и усатый лысеющий блондин, почесал затылок. – Папа Миша, мы ведь тут и сами больше недели не протянем. А каждая вылазка – минус несколько бойцов.
– Верно. – Папа Миша заговорил тише и показал пальцем на бинокль, который висел у него на шее. – Поэтому будем высматривать грузовики. И еще бензинчика бы нам побольше. Придет крайняя необходимость, не дождемся подмоги – рванем с факелами, захватим машину, достаточно мощную, чтобы легковушки на дорогах раздвигать, и двинем отсюда.
– А куда?
– Вот об этом будем думать. Ночью Леха сидел с биноклем, говорит, видел отсветы чьих-то фар в районе метро «Октябрьское поле», что ли, ночью поди разбери, когда фонари не горят. Кстати, передай всем группам: за бинокль премия.
– И какая же? – хитро прищурился Степаныч.
– Третьим с нами будет, вот какая! – хохотнул Папа Миша. – Только чтобы в личном составе – дисциплина,
