была в Париже.Ей сам Ильевич Г.
Чевой-то говорил.
И тайную мечту
Лелеет сердце в злости:
Когда увидит дар,
Что будем подносить,
Возьмет её слеза, И
вдруг услышат гости:
«Ах, ну зачем, спасибо.
Тебе… что положить?»
Колыбельная для восемнадцатилетней дочки
Когда бы любовь и надежду связать воедино,
Какая бы, трудно поверить, возникла картина!
Какие бы насминовали напрасные муки…
Повзрослела дочка: восемнадцать ей.
И глаза серьёзней, и слова умней.
И уже не скажем: «Мы не разрешим!».
На собраньях в школе больше не сидим.
Не обманешь сказкой о Добре и Зле:
Нет ведь Доброй Феи на больной Земле.
Что ж, всему на свете наступает срок…
Но опять надежды тлеет уголёк:
Уголёк надежды в золоте любви.
Медальончик этот к сердцу прикрови.
Пусть любовь дополнят глаз друзей
пожары
(Среди них, конечно, исобачьих пара).
И душа светлеет, и слезится глаз,
И Закон Булата действует для вас.
Доченьке
Всему свойсрок.
Проходит время.
Кассета Джексона в пыли.
Никитин с Долиной «не в теме».
Скучает Пастернак вдали.
Язык другой уже усвоен,
Что говорил им сам Творец.
И уж вниманьем удостоен
Другой писатель и певец.
Ты ещё молода…
Я ещё молодой…
Было время: в «ещё» не нуждались.
Жизнь казалась тогда
Полной чашей вина, —
Пить-пьянеть из неё не боялись.
Но трезвела в пути
«Голова во хмелю»,
Душ холодный судьбы принимая.
И теперь уж другие я песни пою…
Ну а ты?.. Впрочем, ты – не седая.
Тем, кто сломан судьбой,
Им уже не понять,
Что для жизни есть мера другая.
Ты – на белом коне,
А я вслед за тобой,
Но на чёрном коне, «молодая».
Хорошо ли, плохо ли, —
Что прошло, то прожили.
Задали ответы мы,
Не найдя вопрос.
Горечи и сладости.
Год печаль – миг радости.
И досада слёзная:
Не вернёшь.
Что поделать?.. Жизнь проходит.
Не вернуть.
На усталом небосводе
Грусти муть.
И вновь: улыбка мамы, смех Мишутки, ирония папы – на фотографиях памятников… Тихо здесь… Тепло… Как в раю…
Рай
Здесь благодать и тишина…
Лишь птичья музыка слышна…
Но в неизмученной земле,
Под благодушным небосводом,
Уже заложена война:
Зла во Добре.
Добра во Зле.
