местечкам, останавливались в отелях на водах. И всегда немцы плавали голышом. И никто не краснел, не стыдился, не убегал в ужасе. Такие традиции. Они проще относились к своим телам, без смущения. Наташа, обогащенная опытом путешествий, понимала теперь, что и тот странный подарок сделан был от души и чистого сердца, с искренним желанием доставить удовольствие. Ну, разные мы в этом, что поделаешь!
Перед ее отлетом домой супруги торжественно показали свои завещания. По ним выходило, что тот из них, кто покинет этот мир первым, оставляет все имущество живому партнеру. А после смерти этого одинокого человека все, чем они владели при жизни, достанется ей, Наташе.
– Да мне не надо! – отказывалась она. – Зачем вы?
– А больше некому, – отвечали Лутц и Бруна, – и нам радостно сознавать, что все достанется тебе. Нам жаль, что ты решила уехать. Но это можно понять. И все же – навещай нас.
– Конечно! Обязательно, – обещала Наташа, – и ничего мне не надо, никакого имущества. Зачем?
Она с тех пор вот уже десять лет навещает этих одиноких людей в годовщину гибели их сына. Всегда одна. Мужу она ничего не рассказала о своей первой любви. Чего ради рассказывать? Это умерло и похоронено, глубоко-глубоко. И в институте никто так и не узнал о ее несостоявшейся свадьбе. Хорошо, что она тогда решила сообщить все задним числом. Как чувствовала. Знают о той беде только пятеро: Наташа и родители с обеих сторон.
К окончанию института она вышла замуж за этого своего нынешнего красавца. Он долго ее добивался, просто проходу не давал. Обещал вечную любовь. И она поверила. А ведь много было ухажеров, много других возможностей. Но этот был так убедителен! Сама в итоге увлеклась. И сама себе сказала: вот с ним и буду вместе – на всю оставшуюся жизнь. И вот оно как оказалось в итоге.
– А может, еще простишь? Может, он и не уйдет, когда ты ему о своем решении скажешь? – предположила Варя.
– Нет. Не прощу. И с ним не останусь. Кому как, а по мне, предательство – самая мерзкая штука. Вранье и предательство. Даже думать о нем не могу как о человеке. Все. Чужой и чужой. Отрезало. Ты бы видела эту картинку там, в ресторане, тогда бы и вопросов мне таких не задавала. Это же невозможно пережить. Вон Анна Каренина: просто так, из-за подозрений, что мать Вронского хочет его на ком-то там женить, что он ее разлюбил, занервничала до того, что под поезд бросилась. А мы теперь что? Железные? Мы даже в обмороки падать разучились. Сдерживаем эмоции. Так и эмоций вообще не останется. Никаких. А он пусть знает, что за все в жизни придется отвечать. И что любая ложь всплывет. Дерьмо не тонет. Именно поэтому оно и оказывается вечно на виду. Это тоже надо учитывать.
Славянские истории
– А скажи, Зигфрид тебе снился потом? – с интересом спросила Варя.
– Много раз.
– И как? Хорошо или плохо? Просто я как-то слышала, что если хорошо снится покойник, значит, нет у него обиды на того, кому он снится. А если что-то плохое во сне, значит, сердится он на что-то.
– Не на что ему на меня сердиться, – покачала головой
