марксистов на Маяковского и его теорию универсальной рекламы. Потом перескочил на Лилю Брик. Я говорил, не переставая, уже часа два.
– А Мандельштам это кто? – Катя давно выключила диктофон, на блокноте стоял стакан с мохито. Она выудила зелёный лист мяты, облизнула. Я закашлялся.
Это её первая работа, первая настоящая после колледжа. Она очень благодарна, обязательно упомянет меня в статье. И что без моей помощи…
Я тронул пальцами её руку, она запнулась. Сразу засобиралась, торопливо, словно опаздывая.
Выждал два дня. Сидя перед экраном, вертел в руках её визитку. Звонить не стал, написал вежливо-нейтральное письмо. Перечитал, поморщился. Уже почти решился стереть, но вместо этого кликнул «отправить». Она позвонила сразу, словно между кнопкой на клавиатуре и телефоном существовала прямая связь.
Мы бродили вдоль парка, сидели в тёмном баре, было шумно, нам удалось втиснуться за стойку. Моё колено упиралось ей в бедро, от неё пахло лимоном, мы пили джин-тоник. Она сказала, что у неё кто-то есть, там – в Пенсильвании, зовут Джастин. Она махнула в сторону Гудзона. Там океан, подумал я, детей совершенно уже не учат географии, Пенсильвания гораздо южнее. Она сказала, ей двадцать два. Я сделал арифметические вычисления. Она добавила, что если б не её Джастин, этот вечер можно назвать идеальным свиданием.
Мне пора, сказал я, соврал про дела, которые непременно нужно закончить.
Поймал ей такси, распахнул дверь. Она кинула сумку на сиденье, растерянно повернулась.
Я придержал её за локоть, спросил, словно извиняясь:
– Можно тебя поцеловать.
Она подставила губы. Лимон, можжевельник, что-то ещё, похожее на карамельные ириски.
В среду Алекс не появился. Я проверил почту, даже спам – ничего. Я не спеша завязывал шнурки, поглядывая на вход в раздевалку. Почти пять. Я пожал плечами, отправился на корт. Сыграл пару сетов с бодрым пенсионером, он громко топал изумительно белыми тапками, гоняясь за моими мячами. После душа набрал номер Алекса. Мобильный сразу скинул на автоответчик. Домой звонить я не стал, разговаривать с Джил не хотелось.
Вышел на улицу, побродил у входа. Обычно в такие моменты люди закуривают и ситуация сразу обретает некий смысл. Я бросил лет десять назад. Снова достал телефон: от Алекса ничего, зато появился текст от Кати с кучей скобок. Я за всю компьютерную жизнь не поставил ни одного смайлика.
– Только не вздумай ей звонить! – строго приказал я себе. Тётка с таксой подозрительно покосилась на меня, такса юрко ткнулась мне в ботинок, фыркнула. Я присел, почесал толстые, тёплые складки, такса шершаво лизнула мне руку и засеменила дальше, весело помахивая хвостом.
– Только не вздумай звонить! – повторил я с угрозой. И тут же, сидя на корточках, набрал её номер.
Мы сидели за столиком в углу. Тот же бар, но сегодня было тихо. Мы почти не говорили, она осторожно перебирала орешки в плошке, разглядывая их, словно мелкие бриллианты. Я наклонился и поцеловал её. Кто-то включил Коэна, старый хрипатый еврей сказал,
