несли меня вниз по этим улицам, где прошло мое детство и которые стали мне так дороги, я мысленно прощался со всем и чувствовал все очень остро.
Проходя мимо похоронного бюро, что стало мне рабочим местом, у меня вдруг возникло желание вернуться туда и оставить свою идею раз и навсегда. Уже к вечеру, я мог заработать моей милой Маргарет на платье, о котором она так мечтала последнее время. Владелец бюро – мистер Питерсон, не был плохим человеком. Он очень уважал меня. Когда многие сидели без денег, я был обеспечен работой. Многие, даже более опытные, просились на мое место, но мистер Питерсон всем отказал.
Я немного постоял у старенькой потертой двери, но войти внутрь так и не решился. Я не смог отказаться от своей мечты – осчастливить Маргарет. Сколько мне потребуется вырыть могил, чтобы заработать на дом? Мне и в жизнь не выкопать столько. Скорее наши с Маргарет легкие сожрет туберкулез, прежде чем мы позволим себе уснуть в сухом новом доме.
И мои ноги понесли меня прочь от похоронного бюро. Мои ноги несли меня туда, где распростерла свои объятия моя зыбкая, неуловимая мечта.
Так или иначе, мой путь пролегал через главную площадь. В это время суток она была пустынна, но кто-то на ней все же находился. Женщина – пожилая, уставшая и плачущая. Она в полном одиночестве сидела у старого эшафота, и, опустив голову в свои ладони, тихо рыдала. Я знал эту женщину, ее звали миссис Элайза Бишоп. Ее двенадцатилетний сын – Патрик, уже вторую неделю подряд гнил в петле. Патрика казнили за воровство и вероятные связи с морскими разбойниками.
Миссис Бишоп услышала шаги и подняла на меня свое залитое слезами, багровое лицо. Наши взгляды встретились, и меня пронзил ужас – миссис Бишоп когда-то преподавала у нас географию, но теперь, она была сама на себя не похожа. Глаза ее источали кровь, оттого что слез в них практически не осталось, седые волосы прилипли к мокрым щекам, зубы женщины почернели и начали выпадать.
Я не смог произнести и слова, потому что очень сильно испугался. Да и что бы я сказал убитой горем женщине? Здесь словами уже не поможешь. Молча прошел я мимо миссис Бишоп, но покидая площадь, я продолжал чувствовать спиной ее взгляд. Это был взгляд человека, чья жизнь закончилась две недели назад, когда толпа требовала повесить мальчонку, что впоследствии и произошло.
С тяжелым сердцем, я миновал площадь.
Всю дорогу до берега, где пришвартовался корабль Говарда Хэтчера, я думал о правильности своего решения. С одной стороны меня грызла совесть, за то, что я оставил семью, с другой – я не мог поступить иначе – я должен заработать денег и навсегда увести возлюбленную из этих мест. Я не мог позволить нашим будущим детям голодать и ходить оборванцами, а впоследствии, и самим стать как их родители.
Мой орган все еще жгло, быть может, от того, что я очень грубо брал Маргарет, там, в саду, но сердце мое, болело сильнее. Душа разрывалась. Вместе с тем, что-то подсказывало мне, что я поступил верно, и однажды, мы будем с улыбкой
