освоить какую-то очень трудную науку. Девушка вздохнула. Единственное, чего от нее не требовали, – ежедневных молитв. Зато теперь она молилась сама – истово, причем молча или шепотом. Господь и Дева Мария услышат такие молитвы, они ведь не сказанным словам верят, а тем, что рождаются прямо в сердце. Сказать можно что угодно, а вот то, что человек думает, и составляет его сущность.
Девушке нужно было научиться многому, что составляло «образование» наложницы, – турецкому языку, хорошо бы фарси и арабскому, чтобы понимать стихи, которые читает, игре на музыкальном инструменте (хотя бы одном), танцам и искусству любви.
Язык давался девушке легче всего, за ту пару месяцев, что она провела в неволе, так или иначе общаясь с поработителями, она запомнила основные фразы для повседневной жизни, многие просто помнила на слух, не понимая, что они значат. Неплохо далось изучение арабского, легко поэзия и игра на инструменте, весьма сходном с гитарой, которой Эме владела и без нынешних наставников.
А вот с танцами вышла загвоздка. Девушка была музыкальна, чувство ритма имела прекрасное, но дергать бедрами, выставив наружу живот, для вчерашней ученицы монастырской школы казалось слишком большим грехом.
Мудрая Далал сообразила, в чем дело, посоветовала:
– Помолись, попроси прощения, мол, ты же не по своей воле это делаешь…
Все равно не помогло: Эме стеснялась.
Однажды Далал позвала ее в просторную комнату, где, кроме них двоих, никого не оказалось. Зато из-за ажурной перегородки слышалась танцевальная музыка.
– Музыканты с завязанными глазами, никто тебя не видит. На меня не обращай внимания. Попробуй танцевать для самой себя.
Совет оказался дельным, знавшая движения Эме постепенно поддалась ритму и начала двигаться, закрыв глаза. Ей очень понравилось, конечно, никакого вихляния бедрами не было, и грудью она не трясла, но о том, что почти прозрачные шаровары держатся на бедрах, а сверху тонкая коротенькая кофточка, плотно охватывающая грудь, живот при этом не прикрывает, забыла.
Далал осталась очень довольна, но Эме категорически отказалась повторить это прилюдно:
– Я не падшая женщина, чтобы живот выставлять напоказ!
– Ты рабыня, не забывай об этом.
Эме твердо глянула в глаза наставнице:
– Что делают с непокорными рабынями. Бросают в Босфор?
– Бьют, – коротко и резко отозвалась Далал. – Ты зря думаешь, что тебя казнят. Нет, тебя накажут.
На мгновение Эме замерла, но тут же фыркнула:
– Бьют, не боясь испортить кожу?
Старуха снова ответила жестко:
– Здесь умеют бить так, чтобы было больно, но не видно. Поверь, я знаю. Я не старше нашей султанши и была не хуже тебя.
Эме не поверила своим ушам:
– Сколько тебе лет?
Старуха горько усмехнулась:
– Много меньше, чем кажется. А это… – она обвела рукой вокруг лица. – Я была строптива, и, не найдя на меня управы, стали проверять
