теперь понятно.
– Рада, что до тебя наконец хоть что-то дошло! – Ха-ха-ха! – заразительно засмеялась девушка.
И потом они, уже вдвоём, весело хохотали, хохотали, и хохотали!
Поражённый необычным зрелищем, разведчик протёр глаза, верить которым было затруднительно. Неужто Ромео с Джульеттой83? Или Отелло с Дездемоной84? Нет, что-то не сходится, и, главное, оба живёхоньки! Может, Шекспир85 напутал? И на старуху бывает проруха!
Но лишь когда сквозь потолок в склеп проникла страстная древнеегипетская песнь фараоновой дочери по имени Амнерис86, Агент 007 догадался, что капризы пространства-времени забросили его в страну пирамид, и что перед ним влюблённые рабыня Аида87 и начальник фараоновой стражи Радамес88. Было не совсем понятно, почему им понадобилось одеваться в одежду для купания!
«Наверное, из-за африканской жары», – сообразил 007.
В тот момент поблизости от гробницы оказалась влюблённая в Радамеса ревнивая Амнерис.
Одетая в прозрачную тунику89, она распростёрлась на крышке склепа с единственной целью, чтобы Радамесу было лучше слышно, и громко запела на мотив, весьма далёкий от Верди90.
Привожу её арию91 в переводе с древнеегипетского на русский:
Радамеса я любила.
Ждёт его теперь могила.
Пусть сидит в ней до конца!
Ламца-дрица гоп ца-ца.
Эфиопская Аида,
Не прощу тебе обиды:
Увела ты молодца.
Ламца-дрица гоп ца-ца.
– Почему, сняв латы с чресел,
Он с тобою бодр и весел? —
Мне сказали три жреца.
Ламца-дрица гоп ца-ца.
Заигрались в эти игры!
Лучше б вас сожрали тигры!
Как бы вам не спасть с лица!
Ламца-дрица гоп ца-ца.
Я дала бы вам по шее:
Залегли вдвоём в траншее,
Как в картине «Два бойца».
Ламца-дрица гоп ца-ца.
Хорошо бы после смерти
Вас обоих взяли черти.
Жрец, налей-ка мне винца.
Ламца-дрица гоп ца-ца.
У начальника стражи был весьма острый слух, и он не упустил ни единого слова из песни Амнерис, но решил игнорировать выступление своей бывшей возлюбленной.
При этом рабыня Аида, в прошлом эфиопская принцесса, только ехидно улыбалась.
Когда Амнерис прекратила пение, Радамес и Аида немного помолчали. Вдруг, заметив кота, рабыня воскликнула: «Блин!»92 – и показала пальцем на Y007.
– Ты только взгляни! Видишь, какой полосатенький и пушистенький? – зачарованно прошептала она, рассматривая 007 с известной опаской, так как прочитала в одном романе, что кот – «древнее и неприкосновенное животное»93.
Когда, желая погладить кота по шёрстке, Аида ласково позвала: «Кис-кис-кис!», он доверчиво прыгнул к ней на колени.
Одновременно, при виде нежданного гостя, менее сентиментальный Радамес то ли грозно, то ли насмешливо
