«юг – север», «восток – запад», «земля – небо». Заметим также, что различные элементы природного ландшафта (ландшафтные объекты) служили не только для ориентации в пространстве, но со временем приобретали экстрапсихические функции.
Размышляя о роли природного ландшафта в становлении человеческого сознания, И. И. Свирида пишет: «ландшафт служит частью не только внешнего, но и внутреннего пространства человека» [Свирида 2007, c. 23].
Природный ландшафт становится частью внутреннего пространства человека как результат проекции «самого внешнего пространства» (А. Н. Бернштейн), однако, топологические свойства проекции, как и предполагал А. Н. Бернштейн, оказались очень неожиданными.
Роль культуры в коллективном и индивидуальном восприятии пространства. Предки человека жили в природном ландшафте и были его частью. Их жизнедеятельность и необходимая для этого ориентация в пространстве достаточно эффективно обеспечивались эволюционно обусловленными формами территориального поведения.
Однако, уже на начальных стадиях формирования человеческого сознания восприятие пространства претерпело кардинальные изменения. Можно предположить, что осознание естественного ландшафта сопровождалось семантизацией и сакрализацией его элементов.
Со временем ландшафтные объекты приобретали в коллективном сознании образность и семантику. Природный ландшафт все больше и больше преобразовывался в ландшафт-текст, который, постепенно становясь более подробным, запечатлевал мифологию связанного с ним и формирующегося в нем человеческого коллектива.
Разрабатывая идею культурной памяти, Я. Ассман пишет о ландшафтах воспоминания: «…в коллективной и культурной мнемотехнике, в "помнящей культуре", пространство также играет ведущую роль… Даже целые местности, и прежде всего они, могут служить средствами культурной памяти. Они в этом случае не столько размечаются знаками ("памятниками"), сколько сами поднимаются в ранг знака, т. е. семантизируются» [Ассман 2004, с. 63].
Я. Ассман приводит пример того, как у австралийских аборигенов местность с ее ландшафтными объектами служит не только средством коллективной памяти, но и коллективной идентификации: «По большим праздникам они (аборигены Австралии. – С. Б.) утверждают свою групповую идентичность тем, что отправляются в определенные места, с которыми связано воспоминание о духах предков, от которых они происходят» [Ассман 2004, с. 63]. Вероятно, что, оказавшись в таких «местах памяти» (мнемотопы), человек погружается во вполне определенные переживания. Есть также основания полагать, что человек, принадлежащий к культуре, частью которой являются мнемотопы, способен вполне эффективно расшифровывать метафоры «мест памяти». Это означает, что индивидуальное и коллективное восприятие ландшафта имеет определенную культурную обусловленность.
На наш взгляд, такую же функцию коллективной идентификации в современной России
