изображаемого, множеством мелких деталей от познания мира и идеалов Просвещения.
– У нас канон другой, – нахмурившись, сообщил граф, – никто и не поймет этих деталей. Мало кто читает хоть что-то, а в таких тонкостях, как атрибутика античности, сир Бертран, клянусь вам, разбираюсь только я, ну может быть граф Воронцов, и Юсупов, обустраивающий свое село Архангельское.
– А Петр Алексеевич? Анна Иоанновна? С Летним садом в Петербурге, и Екатерининским Парком в Петергофе? – спросил удивленный Бертран.
– Петр хотел, что бы было все красиво в городе его имени, по -европейски, но если бы вы ему открыли тайные смыслы Парка Боболи, к примеру, – и граф криво усмехнулся, и со значением поправил шейный платок, – ведь фактически глава православной церкви в России это император, изъявляющий свою волю через обер-прокурора Святейшего Синода.
– Вы и несколько человек уже понимаете в высоких идеях Просвещения, это уже немало, – добавил Бертран, – вы же собираетесь обустроить усадьбу Кусково, я могу посоветовать вам архитектора, он тоже из нашего братства, и может воплотить ваши потаенные замыслы. Это месье Бланк, он поможет вам наполнить вашу виллу скрытыми смыслами, и ее облик будет дарить Вам и вашим друзьям, а может быть, и всем людям, радость и понимание смысла жизни.
Разбойники Рима
Кареты катились в сторону Вечного Рима, а путники наслаждались комфортом своих карет, благодаря новой рессорной конструкции, дававшей немыслимое ранее отсутствие тряски при поездке. Дорога вилась мимо холмов, и вот, ее полотно занырнуло под старинный мост, окруженный густым кустарником. Вдруг карета резко остановилась, и Трофим заругался нехорошо, а Евлампий спрыгнул с козел к дверям повозки.
– Ваше сиятельство, приготовьте ружьецо, а то бог свят… – прошептал лакей, держа мушкетон двумя руками.
Петр Борисович заткнул за пояс две заряженные пистоли, и запалил фитиль на шестизарядном ружье, и вышел из кареты. Елпидифор держал наперевес свое двуствольное ружье, и наблюдал, как Трофим возится с бревном.
Вдруг раздался свист, и появились семеро колоритных персонажей. «Что за путешествие без разбойников? – подумалось Петру Борисовичу, – и в пьесах Шекспира и у Лопе де Вега-без разбойника действие просто немыслимо».
Открылся занавес, и развитие пьесы понеслось со скоростью лучших курьеров его императорского величества, и записные негодяи, разодетые в разноцветное тряпье, с оглушительным звоном обнажили свои ржавые и кривые клинки, притом у самого тощего из них, от невероятного усердия, абордажный тесак переломился пополам, когда наш герой вытаскивал его из ножен. Гнетущее изумление отразилось на его небритом лице, и он уже со страхом наблюдал направленные на него два ствола ружья Елпидифора.
– А чего на меня-то, – только
