миролюбиво сказал Салмах.
Пока боевиков обыскивали, Дроздов отыскал глазами командира второго взвода старлея Китина, незаметно кивнул ему, скосил взгляд на заросли. Всё понял умный Китин и мгновенно исчез. Он сделает всё незаметно. Он со своими людьми будет ждать бандитов в лесу.
– Видишь, всё без обмана, – скривился Салмах.
– Вперед, – скомандовал Дроздов.
Они шли вниз, по пологому пустырю, к кущаным и древесным зарослям: пятеро боевиков в окружении солдат, готовых открыть огонь. Сам Салмах чуть приотстал; правая ладонь – над плечом, чтоб видна была всем коричневая пластмассовая шоколадина: пульт взрывателя. Глаза его беспокойно зыркали то назад, на оставленный сарай – не пытается ли кто взломать двери; то на Дроздова, шагающего за ним с пистолетом; то на потные, в предчувствьи худшего, спины своих людей.
Заросли наблизились. Салмаховская пятёрка замерла в ожиданьи вплотную к ним. Сам он остановился, повернулся к капитану, вскользь взглянул на часы, вытянул вперёд руку, призывая остановиться и его.
– Вот, смотри. Я кладу сюда, на камень, пульт и ключ. Ты подходишь, забираешь. Всё честно, а? – злобно сверкнули глаза из-под чёрных бровей.
С неимоверной быстротой все шестеро исчезли в зелёной пене.
Через пару секунд оттуда послышались короткие автоматные очереди. Дроздов считал – шесть очередей. «Вот так. Слишком многого хочешь, Салмах. Не с тобой играть в благородство. Разгуливать на свободе после столькой крови? Хрена тебе».
Из зарослей появился Китин и несколько его солдат. Спокойно кивнул головой. Старлей знает своё дело. А стреляет он едва ли не лучше всех в полку.
Дроздов поднял с камня ключ и проклятый пульт с красной кнопкой, с торчащим шипом антенны. Пальцы его слегка подрагивали. «Неужели, всё? Всё!..»
Быстро направился назад, к сараю. «Предполагал ли Салмах, что их будут ждать в зарослях? Наверное, предполагал. Судя по его последнему взгляду. Надеялся ускользнуть? Мог бы ускользнуть. Мог бы. Но не от Китина. Зачем он смотрел на часы? Что-то расчиты…»
Глухо и тяжко рвануло в сарае: вышиблись чёрно-огненным кулачищем створы дверей, вздыбилась и опала рваными шиферными ломтями, серыми рёбрами стропил крыша. Капитана обдало душным, сухим ветром. «Большая противопехотная мина…» – будто бы этот самый неживой ветер прошелестел в мозгу. Его собственные чувства вмиг смялись, сплощились, лишились достоверья. Крик изумленья-отчаянья, – «Как!?. Почему!?.» – был безголос и канул внутрь сознанья жестяным, обдирающим комом.
К дверному проёму подходили люди, и капитан подошёл, и тупо заглянул внутрь, в дымную пелену, в бурые призраки стен, в смрад едкой пыли и горелой кровавой плоти…
– Ублюдок Салмах!.. – скрипнул зубами подошедший Китин, – Устроил спектакль с дистанционкой. А сам – на таймер поставил. Пас-ку-да! Чтоб в аду ему гореть!
Сколько всяко-разных взрывов довелось пережить капитану. Сколько раз подрывал он и подрывался. Война, потому что.
