пережитого ужаса, сообщенного ей, как и всем здесь, мощью Чугунного Воина, азартно размахивала руками в такт простой и бодрой музыке, диковинно оживившей Депо №1. Увитая ярким лоскутком ткани палочка флажка ритмично била в тугой барабан выпуклых грудей ее: «Тын-ты-дын! Дын-ды-тын!..». Вторая рука тоже летала в пространстве, подтверждая радость.
Хлыщ, которыми не обделена ни одна из обжитых территорий, впился глазами в «барабан» и, вытягивая губы, готовился подсвистнуть в такт. Но был отброшен гвардейцем в сторону. Свист пришелся в затылок крупной пожилой дамы.
Та, обернувшись всем телом, ибо шея, закостенев с годами, утратила эту способность, бросила с негодованием:
– Вы наступили мне на пятку. Свистун!
– На пятку? Я не видел. На эту вот?
Хлыщ был растерян. И уличён:
– Остался след подошвы.
Дама окинула взглядом жилистого дерзеца сверху донизу, подробно остановившись на костистых коленках, а затем на ширинке.
– Облуд лукавый! – Почему-то сказала она. – Подкрался, как змея. Лучистый враг нечистый. Ишь, выперло всего!
И вдруг улыбнулась нежданно поощрительно.
– Я? Я лишь хотел… – Зарделся Хлыщ.
– Да это и слепому видно.
Вокруг жеманно засмеялись.
Под эти сладострастные скабрезные смешки, пышную обладательницу флажка и ярых форм решительно и незаметно для других притиснул к себе таинственный офицер так крепко, что она едва дышала. А, притиснув, повлек.
Большие глаза ее все ширились. Руки еще подскакивали, пытаясь рассыпать дробь на груди. Но нет.
Желтый яркий клочок шелка упал под ноги. И тут же был истоптан.
Гвардеец двинулся к туннелю, темнеющему провалом дыры на серой облицованной пиленым камнем стене.
…
Дама-лилия в шатре дрожала непроизвольной, зябкой дрожью. Ее уж видели, сведя всё дело к уколу в шею жесткими губами. К недолгой лошадиной ласке по плечам и ниже. К словам: «Не сметь бледнеть! Не сметь меня пленить!». К усмешке узких губ: «Ведь это покушение на власть…».
Но она бледнела, вопреки запрету. Она все содрогалась. Не от встречи под пологом шатра. Её она почти не помнила.
Все тот же неизвестный холод, что охватил ее еще в толпе, стекал от шеи меж лопаток и по бокам, куда-то к животу. Она непроизвольно поднимала по привычке обольщения волнующе высоко грудь при вдохе, но лицо ее потемнело, губы поджались. Глаза не мерцали более победно, а лишь затаенно чернели.
Дама время от времени выглядывала из-за занавеса шатра, оттягивая его край, чем вызывала неудовольствие охраны.
Капрал Аристоклий Галкин заволновался первым:
– Да кто там? Голова ныряет взад-вперед!
А голова опять торчала. Ей видно было, как в отдалении гвардеец уводит «барабанщицу» к туннелю. В пустоте. В полном безлюдье. И никому до этого нет дела!
Гвардеец так же сильно прижимал пленницу к себе. Шагал широко.
