работе и в школу, где учатся его дети. Придётся поколесить, чтобы не бросать в один почтовый ящик. Вот только спешить не следует. Лучше подержать его в страхе. Не беда страшна, а ожидание её прихода. Пусть помучится. Да и цену надо поднять.
За этими хлопотами саднящее чувство от бегства Цок-Цок несколько притупилось, но не ушло. Как кончик тупой иглы, неведомо каким образом засевшей в сердце.
Вот-вот, и наоборот
В надежде вновь встретить Цок-Цок Александр оказался на той же скамеечке и в то же, что и вчера, время. Дневная суета угасала, мышцы расслаблялись, лица разглаживались. Покой опускался на город в обнимку с вечерней прохладой. Разогретые камни отдавали добытое днём тепло.
Откуда Александру было знать, что всего за пару минут до его появления на бульварчике тут пронесла свою прямую спинку настоящая Цок-Цок, а ещё через пару минут после его ухода она пронесёт её в обратном направлении и оба раза окинет пустую скамеечку сожалеющим взглядом. Впрочем, что-то в эфире удержалось, и это что-то ввергло Александра в грустную задумчивость.
Вроде всё шло по плану, и безоблачное небо сияло чистотой, однако где-то там далеко зародилось облачко тревоги. Александр пытался представить себе душевное состояние клиента. Внешне он производил впечатление стабильного человека, у которого в жизни всё действует по его раскладу и на всё навешены ценники. Например, цена вот этого интеллигента без связей, без хватки, без перспектив, а с одними знаниями и принципами – сто долларов, а вот того начальника райотдела милиции – сто тысяч. Без затей. И, надо же, такой сбой!
Нарисовался клиент по собственной инициативе. К Александру обратилась за помощью старая знакомая, по имени Полина, славная женщина, с вечно извиняющимся не известно за что лицом. К ней средь бела дня явился донецкий и без всяких предисловий о погоде и нынешней дороговизне предложил продать квартиру. Огромную, на третьем этаже всем известного дома на Крещатике, в том самом, где некогда размещался книжный магазин «Дружба», в котором в брежневские времена продавали книги из стран соцлагеря.
Нынешним пленникам интернета не понять той радости, которую испытывали киевские интеллигенты, добывшие там что-то польское о культуре Франции. А как иначе было прознать, что пишут, думают и рисуют в Европе? Разве что по нещадно заглушённым радиоголосам да через коммунистическую L‘Humanite. Посему среди продвинутых киевлян той поры почти не попадались люди, не умеющие читать по-польски. Иначе, считай, что над тобой захлопнулась крышка гроба.
Квартира ей перешла от мужа, собственного корреспондента московской центральной газеты. Местная власть таких представителей столицы империи побаивалась, ибо не имела над ними контроля, и всячески ублажала, вот и выдала жилье центрее некуда. Со временем муж поменял покорную Полину на строптивую секретаршу.
Постепенно квартира ветшала, но своего величия не теряла. Александр забредал туда пару раз и неизменно поражался непомерной
