был тюфяк тюфяком, заласканный и одновременно затюканный матерью неудачник. Мать, как наседка, ни на шаг не отходила от своего единственного отпрыска, обожаемого и всецело подчиненного ей. Она лепила из него, что хотела – это называлось у нее «заниматься с ребенком, посвящать все время ребенку». Вероятно, она видела в Андрее какое-то высшее предназначение, но, скорее всего, стремилась максимально реализовать свои собственные амбиции, насытить инстинкт материнства. Петр Иванович наблюдал за становлением Андрея со сдержанным недовольством.
Уже к одиннадцати годам, ревностно оберегаемый матерью от любых физических нагрузок, Андрей превратился из нормального ребенка в инфантильного увальня. Никакого бесцельного шатания по улицам, никаких подозрительных контактов с дворовой шпаной. Только рядом, под присмотром, только за книгой, или в театре, или в музее, или на каком-нибудь очередном частном занятии по немецкому языку. Досуг Андрея был полностью укомплектован и неотделим от материнского досуга. Не удивительно, что вследствие такого тепличного воспитания Андрей рос подростком необщительным, чересчур погруженным в свой внутренний мир в ущерб внешнему, от этого склонным к депрессии. С такой амебой («Настоящий петербуржец!» – презрительно думал про него архангелогородец Петр Иванович) не только не хотелось иметь никаких дел, такой вызывал неприятие, граничащее с отвращением, какое невольно вызывает у взрослого мужчины маменькин сынок.
Тем не менее Андрей не был бездырем или отсталым пришибком, скорее наоборот, в понимание Петра Ивановича, слишком заумным, эдаким ботаником, зубрилой с гуманитарным уклоном. Он с удовольствием учился, много читал, увлекался литературой, историей, философией, языками, немного классической музыкой и живописью, всем, что связано с искусством. Все это вызывало у Петра Ивановича, инженера средней руки, далекого от всего гуманитарного, предпочитавшего книгам газету, смутную тревогу. Он отлично понимал, что подобные увлечения, которым безгранично потакала Лидия Сергеевна (она говорила Андрею буквально, что готова обеспечивать его столько, сколько потребуется, лишь бы он развивался, учился, не думая о деньгах, – свой кусок хлеба с маслом он всегда получит), были полнейшей чертовщиной, занимаясь которой, Андрей не только не сможет когда-нибудь начать прилично зарабатывать, но и вообще мало-мальски прикрыть свой зад.
Спрашивается, если Петра Ивановича так бесил образ жизни Андрея, все эти высшие материи, в которых тот витал, то почему он сам не занялся его воспитанием, не спустил своею твердой рукой с небес на землю? Что останавливало его? Ответ был очень прост: Петр Иванович много работал, зарабатывал деньги (сначала на заводе, потом, после краха социалистической империи, в коммерческой фирме), и не имел времени, а в большей степени – желания, заниматься чем-то еще. К тому же жена вряд ли позволила бы ему вмешаться в тот воспитательный процесс, который она наладила. Поэтому, морально оправданный в собственных глазах, он предоставил жене заниматься сыном, освободив ее в свою очередь от необходимости
