и такой желанный для противоположной формы мышления, порядок. Ибо наша фантазия в своей сакраментальной диадеме, рисует мир устойчивого поликинеза только в рамках выстроенной и закрепившейся в подавляющем большинстве сознаний, парадигме практической обоснованности. Цивилизация без настоящего «мужского начала», без её сакраментальных основ рационально-аналитического мышления, всё равно, что кровь без плазмы, всё равно, что вода без водорода, – всё равно, что мир без реальности… И в этом мы убеждены так же, как убеждены в том, что мир реальности существует независимо от нас, что он реален сам по себе. Но дело в том, что на белом свете существовали цивилизации, основанные на совершенно иных палеолейтмотивах. И эти цивилизации были столь совершенны, что нынешние ученые, вытаскивая из земли раритеты этих цивилизаций, не понимают и не перестают удивляться, как такое было возможно?!
Цивилизация научно-технического прогресса в её нынешнем виде, никогда не понимала и никогда не поймёт иной цивилизации. И те, ныне существующие пантеокультуры сохраняющие с большими усилиями воли свои сакраментальные устои, хоть и не имеют того прогрессивного с точки зрения западной пантеокультуры устройства миропорядка в своих «кланах», и не обеспечивают себя самыми совершенными техническими устройствами, и не несут достатка в понимании рационально-аналитического пантеона осознанности запада, всё же являются, с моей точки зрения, самыми совершенными пантеокультурами. И то совершенство духа, не измеряемое ничем, никакими инструментами рационального, что невозможно потрогать руками, что невозможно отнять и положить в карман, является для меня самым драгоценным и самым совершенным жизненным пантеоном, и настоящим мерилом совершенства самой жизненности. Они, в большинстве своём, знают истинную ценность этой жизни. Для них всё, что ценится западной пантеокультурой является плоским, низменным и малоценным. И это неоспоримо для пантеокультуры Востока. Где при всей кажущейся западным пантеокультурам уязвлённости присущей «женскому началу» в быту, повсеместно царит «женское начало» в сознании. Мир проникновенного знания архаических запредельных монад собственного духа, проникновенного вглядывания в собственные глубины, и вознесения на пьедестал не суррогатных, но настоящих мотивов благоденствия жизни, привносит в жизнь этих пантеокультур то, еле уловимое, эфемерное, (и являющееся для западных пантеокультур фантомным), но такое жизненное чувство, которое невозможно переоценить! И именно здесь находит своё олицетворение «Нирвана», как апофеоз этого сакраментального чувства, в котором жизнь находит свои самые возвышенные и самые чувственные заоблачные плагины.
Во что превратилась бы наша цивилизация, не будь в ней «женского начала Востока»? Во что превратилась бы, не имей она интуитивно-идеального образа познания присущего по преимуществу Востоку? Во что она превращается ныне, подавляемая и унижаемая
