бровь.
– Может, я решу исполнить последнюю волю твоих родителей и оставлю тебя тут до совершеннолетия.
– Я стану совершеннолетней через десять недель.
– Нас занесет снегом через восемь. – Пятясь, мужчина смеется.
На моих губах зарождается сердитый оскал.
– Пусть бекон подгорит, Тирнан, – инструктирует он, удаляясь. – Мы такой любим.
Глава 4
Я вешаю седло на скамейку в амбаре, и мне плевать, там ему место или нет. Джейк ведь не удержит меня здесь, если я не захочу оставаться?
Независимо от того, действительно ли он намерен так поступить, меня больше пугает то, что у него есть такая возможность. Мне казалось, я приехала сюда в качестве гостьи, а у Джейка даже мысли не возникнет воспользоваться той властью, которую он получил.
Ну, полагаю, мысль все-таки возникла. Может, он думает, что получит от меня плату за жилье.
Или решил, будто я умею хорошо готовить, только потому, что я – женщина? Нет, не умею.
Я выхожу из конюшни, направляюсь к дому, срезаю путь через мастерскую и подхожу к двери, ведущей в кухню.
Качаю головой, думая про себя: «Я не могу вернуться домой».
И в «Бринмор» возвращаться не хочу. Боже, как только представлю, что придется увидеть всех, кого знаю… Я закрываю глаза. Или снова почувствовать запах того дома.
Мне не хватит духу. Стерильно-белые стены. Необходимость сидеть в переполненных кабинетах среди людей, с которыми я не умею разговаривать.
Живот сводит, и я останавливаюсь, прислоняюсь лбом к чему-то свисающему с потолка мастерской. Обхватив рукой боксерскую грушу, вновь закрываю глаза.
Я не могу вернуться домой.
Крепко сжимая кожу, начинаю медленно осознавать свою новую реальность.
Неважно, откуда я сбегу, куда уеду от людей, которых не желаю видеть, как изменится окружающая обстановка. Я все равно останусь прежней. Той, кто бежит, бросает, прячется…
Выхода нет.
По руке словно растекается жар. Сжав кулак и ударив по груше, я оставляю едва заметный след на кожаной обивке. Делаю это снова и снова, мои жалкие удары набирают силу, потому что у меня в голове полный хаос, я устала и в смятении… И не знаю, что делать, чтобы почувствовать себя лучше.
Втягиваю воздух сквозь сжатые зубы, наконец-то отвожу локоть назад и наношу более ощутимый удар. Цепи скрипят, но груша почти не двигается, ведь я по-прежнему удерживаю ее второй рукой.
«Может, я решу исполнить последнюю волю твоих родителей и оставлю тебя тут до совершеннолетия».
Я стискиваю челюсти, переполняемая внезапным приливом энергии. Отпустив грушу, отхожу назад и вгоняю в нее правый кулак.
«По крайней мере, пока не увижу, как ты смеешься». От злости мое тело разгорячается, и я продолжаю бить. «Или кричишь, или плачешь, или споришь, или шутишь, используя при этом что-то поинформативнее кивков и односложных ответов».
Ударяю вновь.
