совсем чужого, погрубевшего, напуганного и жалкого. Винился, говорил про обстоятельства, даже слезу выжал. Поняла мать, что надо было его при себе держать, пусть бы в деревне работал скотником, как все. Город до добра не доводит. Душа её рвалась и мучилась, но на людях плакать себе не позволяла. Стала сына ждать, как из армии ждала. Кольке дали пять лет строгого режима. Когда вышел, головой не просветлел и скоро ещё пять огрёб. МамАся состарилась в одночасье. Старость и немощь подкрались и накрыли мерзким колпаком. Время от времени приезжали дети – Танюшка, старшая дочь, старалась в огороде всё сделать, да разве можно за выходные со всем управиться? Уезжала, плакала, жалела мать. Ваня тоже заезжал, но редко – у самого семья. Вроде бы и не далеко, в соседней деревне, но такое же хозяйство было и на его плечах, да ещё троих малолетних ребятишек растил. Валюшка жила далеко, в Сумах, и приезжала редко.
В одно и то же время лежали на своих койках МамАся и Колька. МамАся дома, а Колька в тюрьме. Лежали, и каждый свою думу думал. Оставалось Кольке терпеть пару месяцев, когда пришла ему весть, что МамАся помирает.
Кольке казалось, что мать вечная. Скучал по ней очень, жалел себя и её, но больше себя.
«Что делать?» – думал Колька. С матерью надо попрощаться. Жизнь свою стал анализировать. Оглушил тогда его город, затянули чужие мысли, свобода и безделье. Колька вспоминал мать, её натруженные руки, седые пряди из-под платка. Отца он не знал, сёстры и братья к его появлению на свет уже жили самостоятельно, и близких отношений с ними не было, не приросли друг к другу. Кольке исполнилось тридцать, это значит матери сейчас семьдесят семь. Для деревни это глубокая старость. Он не мог себе представить, как это может быть, что матери не станет. Где бы он сам ни находился, мать должна быть обязательно. В деревне, в доме своём среди большого хозяйства. Должна жить и его ждать. Как же без неё? Кому он ещё нужен? Никому! Стыд и тоска, что прожила старуха без него целых десять лет, разъедали нутро. Так закралась мысль о побеге, разрослась и требовала действия.
– Надо успеть мать увидеть. Сбечь надо, и всё тут, другого пути нет! Отсижу потом. Чего уж… – решил Колька.
Два дня думал, как этот побег осуществить, и придумал. Когда в тюрьму привозили продукты, машина стояла возле кухни где-то с полчаса. Машина большая, с брезентовым верхом. Он часто помогал её разгружать и за это получал полбуханки хлеба. Кто от хлеба-то откажется? Охрана привыкла, что Колька вечно возле грузовика трётся. И так всё легко сложилось, что сумел Колька в машину просочиться и там замереть между ящиками. Это в кино все побеги просто осуществляются. У Кольки получилось, как в кино. Даже самому странно было. Дальше в городе было труднее: долго искал, кто бы довёз до его деревни задаром. Какой у зэка вид? Неважный у него вид! Пошёл пешком. Решил в крайнем случае заночевать в поле, в стогу. Однако опять удивительно, как всё хорошо сложилось у Кольки! Подобрал его порожний грузовик. За рулём был Венька. Удивились друг другу до крайности. Стало ясно, что
