– отель. Я даже разглядел невдалеке наш дом, хоть все и выглядело немного иначе: место казалось почти пустынным, домов было гораздо меньше, чем сейчас. По озерной глади на лыжах скользил небольшой самолет. Я различил иллюминаторы, мне даже показалось, что в одном из них я вижу чье-то лицо. Даже на этом изображении можно было увидеть, как пузырится вода, отскакивая от самолетных лыж. Я жил здесь, но никогда не видел ничего подобного. И мама не видела, она бы нам точно о таком рассказала. И фотографии этой здесь раньше точно не было, ни в одном из известных нам слоев, хотя она, судя по всему, существовала до начала наших измерений. Мы пошли к старой Эльвире. Она вертела снимок в сухих пальцах, потом рассматривала его в лупу – детали самолета и строений выступали наружу, как взбесившееся дрожжевое тесто. Наконец, она сказала, что сама такого не помнит, но ее отец рассказывал, что, когда он был маленьким, на нашем озере, на пути, кажется, из Лондона в Калькутту, сбившись с курса, однажды приводнился самолет: летели блестящие брызги, к растерянным пассажирам спешили разноцветные лодки, потревоженная рыба залегала на дно.
Мы вклеили снимок в тетрадь и вернули ее в тайник, тщательно его закрыв – на два дня, о которых мы пока мало что знали.
Ежи приходили пить молоко. В киоске на набережной новый продавец. У смоковницы за почтой отломилась ветка. Времена стреляют друг в друга.
Три выстрела
Три выстрела создали нашу семью.
Первый был произведен неподалеку от станции Касиновка Приднепровской железной дороги утром 12 июня 1922 года. Выстрел никому не предназначался, и палец на курке никто не держал – если не считать скелета безымянного старшины (между ребер запали остатки истлевших погон). Скелет лежал в лесополосе между станцией и поселком; в его руке – вернее, в том, что осталось от той руки – был револьвер. Оружие сдетонировало, когда рядом со скелетом рухнул сгнивший сук. Именно в этот момент вдоль лесополосы проезжал мой дед, Яков Ефимович Мельник – он направлялся на станцию, чтобы, препоручив лошадь с повозкой поджидавшему там родственнику, сесть на поезд и уехать в Кременчуг – «На заработки», как объяснял он своим родителям, а на самом деле насовсем. Пуля попала ему в локоть, раздробив сустав. От боли и неожиданности он потерял сознание и свалился на дно повозки. Лошадь какое-то время плелась в сторону станции, но после остановилась и стала щипать траву у обочины. Ближе к вечеру она развернулась и отправилась назад, домой. Так мой дед не уехал тем летом в Кременчуг, не вышел на пахнувший дегтем, дождем и жженой резиной перрон, не отправился на извозчике на Европейскую улицу, где в коммунальной квартире проживал его дядя, бывший купец второй гильдии, а в тот период истопник в ремесленном училище, не устроился работать сторожем в городскую больницу, и не погиб месяц спустя при ограблении соседней с ней аптеки, не вовремя оказавшись там с поручением купить йод и бинты.
Третий выстрел был сделан из ракетницы поздним августом 1959 года. Уже перед самой темнотой
