Их надо было держать именно так. Тело подсказывало.
Самый голодный волк оскалился, медленно поджал задние лапы и… прыгнул. Она не зажмурилась, хотя очень хотела. Смотрела в брызжущую слюной пасть, которая стремительно приближалась.
А потом направила на волка руки. И отчаянное «Чтоб ты сдох, тварь!» Это «чтоб ты сдох» было сказано всем телом и вышло сизыми плетьми из ладоней.
Сдох.
Все они сдохли.
А она стояла и смотрела на свои руки.
Что это было?
Шарики ртути впитались в стол. Все, кроме одного, первого. Оставили за собой темно-бурые следы.
«Молодцы, ребята. Справились. Вот теперь мы с тобой потягаемся, Аринушка. Теперь не отвертишься…»
Горшочки
Арина с Зарием сидели на веранде, слушая сверчков. Уже давно стемнело, комары мерно звенели, но с уважением оставались на расстоянии от двух склоненных в задумчивости голов.
Свечи давно догорели, кот потянулся, выгнул спину и нырнул в дом. Когда они так молчат, это надолго.
Арина проводила кота и будто что-то вспомнила. Мягко встала, скрылась на минуту за дверью и вышла с двумя горшочками, перевязанными мягкой белой тканью.
– Помнишь эту историю? – улыбнулась Зарию.
Зарий протянул руку к горшочкам, но на полпути остановился.
– Помню. Сложно забыть. Какой из них с чем?
– Это тогда было жизненно важным – не перепутать, – хмыкнула Арина. – Сейчас они сравнялись.
– Как сравнялись? – Зарий не удивился, таким его не пронять, но бровь поднял. – Как можно было сравнять мечты со страхами?
– Да, а что с ними делать, если они равны? – хитро прищурилась Арина. – У тебя не так разве?
– Твои горшочки. У меня всё не так было, ты же знаешь. Это ты у нас сколько десятилетий один из них всё схоронить пыталась – где он только ни побывал… – Зарий усмехнулся, припоминая что-то.
Арина хихикнула и нежно обняла горшочки:
– Не мог не припомнить, да? Эх, глупая была, юная…
– Ты и сейчас юная, – чему-то улыбнулся Зарий. – Так для чего горшки-то вытащила?
– Да так. Умолкли мы надолго. А разве нам столько молчать надо было, чтобы ответ найти?
– Может, просто помолчать захотели? Не бывает разве? – улыбка Зария блуждала в тонких загорелых морщинках.
– Может. Да не может. О чем мы мечтали?
– О том, чтобы мир в очередной раз сделать лучше, о чем еще, – улыбка уже не пряталась в морщинках, а мягким светом озаряла летнюю ночь.
– А чего тогда сели думать, а не воплощать? Неужто утра ждем?
– На страхи намекаешь?
– А то!
– И чего боишься?
– А что я сразу-то?
– Ну, горшочки твои. И ты сама до сих пор здесь, а не понеслась впереди паровоза.
Арина буркнула что-то
