лучше бы тогда от них избавиться. Выкорчевать с корнем эту диковину, а то как бы не навредила. И Пристанище снести до основания, до голых камней.
– Но будут рождаться другие, владыка.
– Будут, разумеется, – Змей пожал плечами. – Только что с того? Их надо растить, учить… Их надо найти, в конце концов! Да, время от времени станут появляться люди с чудными способностями, которых они сами-то не поймут и не найдут им применения… Станут появляться, жить и уходить, не узнав, что к чему и кто они такие. А где советники сейчас? – вдруг спросил он. – На корабле?
Амальфея прищурил глаза-изумруды.
– Считай, что так. Может, и чуть ближе оказались. Хочешь с ними встретиться, Змей?
Хозяин Спящего редана отвел глаза. И с беспокойством увидел, как полы мантии начинают расплываться, словно Амальфея снова таял.
– Нет. Не хочу. Не сейчас. Да, еще… Я тебя спросить хотел, – сказал Змей, по-прежнему глядя, как размывалась зеленая мантия, и тускнели самоцветы на ней.
– Спрашивай, владыка.
Змей погладил бороду. Золотой перстень просвечивал сквозь седые волосы.
– Куда всё-таки дели тело Серена?
– Мне неизвестно, Змей, – гость чуть заметно усмехнулся, – не я его убил. С чего тебя это гнетет?
– Потому что я не понимаю, почему ты не становишься живым. Раз Серен умер, ты должен занять его место.
В круглом зале повисла тишина. Элам сидел в кресле, помешивая в бокале пахучий травник и глядя в окно. Поблескивала зеленая гладь сонного озера, жившего таинственной, темной жизнью. И такие же темные, глубокие мысли тенями бродили в голове старого Змея.
– Ты много раз глядел в зеркало, владыка. Будь Серен жив, разве ты бы его просмотрел?
– Покажи. Мы должны понять, в чем дело.
Амальфея провел рукой по лицу и положил ладонь на стол. Ласси коснулся этого места, и в его пальцах воздух сгустился в серый холодный кругляшок, посреди которого зеленела змейка.
Теперь колдун держал медальон в ладони, ощущая, как тот холодит кожу. Он никогда не согревался. Змейка лежала, закованная в серебро, и молчала. Время потекло медленно, тягуче, а потом и вовсе остановилось. И тут в мертвой глубине дрогнуло что-то – будто удар сердца. По ней прошел изумрудный сполох, очертив каждую чешуйку. Потом еще… И еще… Змейка вспыхивала зеленым светом, сначала прерывисто, затем ровнее, удар за ударом. Когда огненные сполохи слились с биением его сердца, Элам Ласси закрыл глаза.
Перед ним встало зеркало – холодное, прозрачное, не имевшее границ. Он протянул к нему руки, и стекло втянуло его в себя. Там кружил бешеный водоворот людей, городов, событий, но не таких, какими бывают они в жизни, а призрачных, растворенных в воде. Всё здесь было видно насквозь, и все покровы с людских душ были сорваны. А над этим водоворотом высились черные вершины затопленных башен.
