направили. Сказали, что здесь будут формировать новую часть для отправки на фронт.
– А зачем тебе на фронт, ты там уже был, зачем сбежал?! – вновь подал голос тот первый, недовольный.
– Дядя, – я бросил сидор возле ноги и распрямился, – уймись, ей-богу! Ты хоть вообще представляешь, что такое ФРОНТ? Меня сейчас сдерживает только твой возраст, да еще то, что из-за тебя, идиота, меня расстреляют. Потому как будешь дальше выступать не по делу, я тебе голову откручу, ясно? – тот все-таки был неполным дураком, как я подумал. Молча отвернулся и ушел в дальний угол.
– Чего, сынок, хреново на фронте? – спросил вновь хорошо одетый мужчина.
– Хорошего мало, – вздохнув, кивнул я и протянул руку, – Андрей.
– Ростислав Павлович, – пожал мне руку мужчина.
– Давно вас здесь держат?
– Кто-то уже неделю, я всего второй день.
– Блин, а чем вы питаетесь-то неделю? – удивился я.
– С кормежкой тут беда, это точно! – выдохнул еще один мужичок-с-ноготок, сидевший под стеной.
– Понятно, – покачал я головой и решил тоже присесть.
– На фильтре-то как, били? – вновь обратился Ростислав Павлович.
– Да нет, – честно признался я, – следователь так и вовсе нормальный человек. Да и не было бы здесь меня, если бы там хреново было.
– Да разное говорят, вот и спросил. Михалыча вон так отоварили, что теперь на всех огрызается! – Вот и прояснилась ситуация. Оказывается, этот грубиян, что докопался до меня, тоже был с фронта, но сюда попал уже после того, как побывал в плену. Ясно теперь, почему такой злой.
– Слышь, дядя, – решил я все же поговорить с ним. – Михалыч, кажется? – Тот нехотя обернулся. Я подошел к нему и протянул руку. Тот стоял неподвижно, но я ждал. – Забудем, оба погорячились?
– Ты ж мне только что голову отбить хотел? – выдавил из себя злой Михалыч, но уже как-то мягче.
– Извини, переборщил. На допросах держался, в камере держался, а тут сорвался. Меня Андреем зовут, Морозовым.
– Николай Михайлович я, – бывший злой мужик протянул руку и крепко стиснул мою.
– Вот и правильно! – заключил Ростислав Павлович. – Не хватало еще между собой тут собачиться, немцам на радость!
– Точно, – подхватили все разом. Поднялся небольшой шум, и все начали знакомиться со мной. Расспросили, где воевал, что видел, где немцы, много ли у нас гибнет, обо всем помаленьку. Всем было очень интересно слушать о наших похождениях. Кивали, переживали, было даже приятно. Чувствовал себя этаким Пушкиным, с поправкой на время. Остаток дня прошел незаметно, но хотелось ЕСТЬ!
На поиски еды отправился я. Никто не просил и не заставлял, сам пошел. Найдя кухню, был удивлен ответом служащего:
– Ничего у нас нет, вон, сухарей хочешь? Можешь взять мешочек, – повар указал на один из десятка небольших мешков, что стояли возле стены кухни. Размером тот был с дамскую сумочку. Не ту,
